Кукла 4 - Мир
— Вот прямо-таки исстрадалась! — усмехаюсь я, глядя на неё сверху вниз, и тоже начинаю раздеваться.
Понимаю бессмысленность возни со шмотками, и просто убираю их с себя через пространство. Выхватываю из шкафа в детской легкую пижамку, в виде мишки, и споро облачаюсь в неё, под пристальным взором сестры. Читаю в её глазах немой вопрос «Что?» и пожелание «Мне тоже давай!» и выбрасываю из воздуха пред носом пижамку зайчика, в которую сеструха тут же облачается.
— А то песок опять во все места набьется, — шепчет она сама себе под нос, а я тихонько усмехаюсь.
И заменяю псевдо камень под нашими ногами на камень настоящий! Из того ворованного городка, из почвы под ним, а не с мостовой, но все равно настоящий, а не фальшивый! Да еще и делаю его ровным, гладким, и без пыли с песочком — а то пижама от этого дела как-то не спасёт вот ни разу, и песок меж ног… ну такое себе, даже если он ненастоящий.
Даже если он не нанесет нам урона, это, все же, действительно неприятно, когда чешется меж булок, под мышками, да под коленкой. Да и… пижамки жалко! Они от эксплуатации в подобных условиях, быстро придут в негодность. Так что… посидим лучше на камнях! Они у меня тут, нехолодные, а словно бы на солнце гретые, так что мы, словно ящерки, погреем тушки, и ничего себе не застудим.
— Знаешь, брат, — продолжила сеструха, облачившись в кролика, и проверяя как на ней сидит костюм, понимая, что он ей тоже становится маловат, хоть и был куплен совсем недавно по меркам мира материального, — у меня, вообще-то, до сих пор щеки горят! — посмотрела она на меня, и с задержкой, для убедительности, потрогала свои щечки, тоже их немножко руками помяв.
А я вспомнил, что по меркам материального мира, её щеки, совсем недавно имели две кровавых полосы. Что приходилось прятать от чужих глаз тональным кремом. Но сейчас, углядеть их если и реально, то только под микросом, находя следы от этих ран-царапин, что давно уж заросли. В тайнике, нельзя раны зарастить, но мы ведь и дома бывали временами! А для одаренных нашего уровня, такие раны, ничего не значат, и сходят без следа, просто за неделю.
Но все же…
— Крем дать?
— Не надо. — сморщилась она и отвернулась.
Плюхнулась на камень, и уселась ножки крестиком, выжидающе смотря на меня, с видом, тоже садись! В ногах правды нет, мы своё уже отстояли. Ну я и сел, и улыбнулся, а сестра продолжила жаловаться.
— Все эти старые пе… перечницы и пердуны, меня по-настоящему достали! И как вообще охотники их терпят?
— А они их терпят? — улыбнулся я вновь, глядя в зелень глаз сеструхи.
— Ну да, тоже верно. Эти все важные шишки, пред заезжими охотниками разве что под ноги не стелятся! Брр! — вздрогнула она всем телом, и вновь сама себя обняла, — Ужас! И вообще — иерархия у них там, понимаешь ли! На вершине всего, влиятельные четверки! Потом просто четверки, потом тройки с влиянием…
— А тут мы, что прощупали всех без разбору, — не сдержал я усмешки, и тихо хихикнул, — Прошли по рукам от мала до велика.
— Брат!
— Что, считаешь, мы зря ходили? И это… не было забавным? А сестра?
— Ну… было, — отвела девчонка взор, — Но оно того не стоило!
— В самом деле? А если я предложу повторить?
— Ну… нет. — посмотрела она мне прямо в глаза, — Второй раз это точно того не стоит! А вот этот раз… да, было интересно, посмотреть на всех этих людей, в, так сказать, естественной их среде обитания!
— Как в зоопарке!
— Людопарке!
— Ха-ха-ха!
— Ладно, брат! Признаю, это было познавательное! Все эти люди…
— Они как бы сдерживались, — сказал я со вздохом, перебив сестренку, и подрезав крылышки её веселому настрою, — не делали того, чего бы там хотели делать, чего ждали от этой «отвязаной вечеринке» вдали от цивилизации.
— Ну так то да, — подумав с минуту, она со мной согласилась, — Мы, в их стройном коллективе, элемент неясный, непредсказуемый, непонятные. Да еще и дети, и у многих самок и самцов этого загона, играл на нас родительский инстинкт, так что они видели нас… милыми? — вопрошает сестра, глядя на меня. и я киваю в знак подтверждения, — Забавными… брат! Да они нас зверушками видели!
Я — рассмеялся в голос. Сестра — надула свои красные щечки в притворно-непритворной обиде. Унизили её понимаешь ли, за забавного зверька приняли! Хотя она сама тоже, эту бочку с крысами, с серпентарием сравнивала мгновение назад! За людей людей не посчитала, и удивляется, что её, оказывается, тоже за человека не принимал там никто.
— Не, это нечестно, — пробубнила она сама себе под нос тихонько, — я их только в мыслях за зверьков, а они мен… за щечки! — и потрогала свои алеющие щеки ручками.
Я вновь посмеялся с этой картины, вновь посмотрел на дутого зверька «тип сестра», и, отсмеявшись, поинтересовался:
— Ну а по магии ты что-нибудь поняла из всех этих… щечко теребительств!
Дутая сестрица, посмотрела на меня с вызовом. Сдулась, вздохнула, и замотала головой.
— Каша мешанная какая-то! Ничего непонятно! Вот вообще! Брат! Ну не смотри ты на меня так! Я знаю… что еще слаба в восприятии! Но… там очевидно сильных было раз два и все! А остальные… ну, говори уже, что ТЫ там углядел? Не томи!
— Магическая кукла, что не смыслит в магию…
— Не дави на больное! — вновь надулся «хомячок».
— Ладно. — вздохнул я. — Там действительно реально сильных было только двое, из шести четверок. Но…
— Что?
— Как бы тебе объяснить сестра, — задумался я над словарными оборотами, но понял, что на пальцах подобное не объяснить, слишком уж сложно восприятия этого всего, магии, силы, особенностей.
И понял — проще будет показать! А потому, за границами каменного плато из камня нормального, из камня иллюзорного стали появляться гуманоидные фигуры. Люди-манекены, без
