Кондитер Ивана Грозного (СИ) - Смолин Павел

— Гелий из Оттоманских земель к нам прибыл, — продолжил знакомство Николай. — Привез оттуда печку иноземную, сказывает, хлеб в ней изрядный получается.

— А где? — посмотрел по сторонам каменщик.

— Вот сложишь, тогда и найдешь, — хохотнул батюшка келарь.

— А, в голове принес! — догадался Ярослав. — Начертить сможешь? — кивнул на землю.

— А уже, — ответил батюшка келарь и извлек из сумы берестяной свиточек.

В промежутке между суетой «завтрачной» и «обеденной» нацарапал «в разрезе».

— Печка, значит? — одной рукой держа чертеж перед сощуренными — «резкость наводит» — глазами, а другой задумчиво поглаживая бороду, уточнил Ярослав.

Пока мы знакомились между собой и с чертежом, трудники с послушниками успели натаскать в наш уголок кирпичи, доски, деревянные кадки со следами прежде замешанных в них растворов и все остальное из того, что «заказывал» батюшка келарь.

— Печка, — подтвердил я. — Но очень жаркая.

— Долгая работа, батюшка Николай, — выдал заключение Ярослав. — Ежели благословишь, до Вечерни образ из дерева при помощи Василия-плотника справлю, а завтра уж с молитвою за основание примемся.

— Добро, — кивнул келарь. — Гелий тебе в помощь да подсказчики остается, а нам идти пора.

И они с Михаилом покинули продолжающий обрастать изгородью закуток. Следом за ними отправился трудник, которого Ярослав отправил за плотником.

— Подержи-ка, чтоб ветер не скрал, — вручил мне чертеж Ярослав и направился к штабелю досок и брусков, к моему удивлению не став в них копаться, а тупо усевшись сверху. — А ты, стало быть, грек.

— Грек, — не стал скрывать я и уселся рядом.

Устали ноги, чего бы не посидеть.

— И много печей ты этаких видывал? — спросил каменщик.

— Изрядно, — не стал я скрывать. — Да сам не складывал и складывать не помогал. Но с Божьей помощью, даже если поначалу оплошаем, справимся.

— Справимся, тут одна сложность-то всего, — Ярослав отжал бересту обратно и указал красующимся ушибленным, лиловым ногтем пальцем в нужное место. — Тут вот, придется кирпичи хитро класть, чтобы, значит, купол вышел.

— Ежели говоришь так, Ярослав, стало быть так оно и есть, — не стал я сомневаться в квалификации каменщика.

Он же прав.

— А чертежик-то ладный, — похвалил Ярослав Ярославович. — Может и дом какой али крепостицу начертить сможешь?

Такой себе чертежик, выше «трояка» в школе за такой бы не поставили, но несколько веков развития инженерной графики и моя личная прилежность свое дело делают. А вопрос понятен: любопытство не порок, и средневековому мастеру интересны пределы моей компетенции.

— Поваренок я, Ярослав, — признался я. — Делу ни воинскому, ни строительному не учился. Печки, плиты варочные, посуда всякая да хлеба с похлебками — этому только и учился.

— Хорошо, видать, учился, — похвалил меня Ярослав. — Батюшка келарь у нас строгий и с кем попало днями напролет лясы точить не станет.

— Пользу через меня хочет монастырю, а то и самой Церкви принести, — ответил я. — Доверие батюшки келаря мне приятно, и я не подведу.

— Ты уж не подведи, — хохотнул Ярослав. — Нето мигом за ворота выставит.

«За ворота» мне не надо. Точнее — когда-нибудь будет «надо», но только со стартовым капиталом, солидной репутацией, рекомендательными письмами да с четкой целью: зачем мне куда глаза глядят брести? Это не наш метод, мы себе цель достойную выбрали и аккуратно к ней движемся.

— Василий плотник добрый, — добавил Ярослав. — Но норов у него, прямо скажу, поганый, но незлобливый.

— Это как? — заинтересовался я.

— А он обидит кого просто потому что такой вот он козел, — хохотнул каменщик. — А потом сам из-за этого виноватится, епитимьи себе просит да виниться по три раза на день приходит к тому, кого обидел.

— Тяжело с таким норовом жить, — посочувствовал я.

— И не говори, — согласился он.

Тут в проем изгороди вошел высоченный, метр семьдесят пять где-то «на глазок», тощий до безобразия послушник с такой же как у меня, «козлиной» бородкой и очень грустными зелеными глазами.

— Знакомься, Гелий — сей муж великих плотницких дарований Василием зовется, сыном Ивана, — представил новое действующее лицо Ярослав. — Знакомься, Василий, это грек Гелий, сын… — посмотрел на меня.

— Далмата.

— Далматов сын, — закончил каменщик.

— Будем знакомы, — ничем не выдав своего «поганого норова», подвел итог знакомству плотник. — Чего делать будем?

— Помолимся за дело новое, — предложил Ярослав.

Ну что, пора за работу.

Глава 7

У монахов и послушников — Полунощница, а у меня — утренние процедуры перед Заутреней. Ночные звезды еще не покинули неба, прохладный утренний воздух — чистейший, несмотря на легкие нотки нечистот и извечной копоти, от которой в монастыре некуда спрятаться. Ноги быстро промокли — роса легко проникла внутрь моих «беговых» лаптей, купленных у плетущего их трудника за мелкую монетку. Сильно переплатил, кстати, но альтернативой был бартер, а пригодные для него предметы гораздо дороже. Жалею сапоги, они у меня одни, а цены на обувь в этом времени такие, что я собираюсь при первой возможности обзавестись поршнями, чтобы и статус какой-никакой показывать, и нормальные сапоги поменьше «убивать».

Вчерашние мальчишки, которым я заплатил за чистку их собственных зубов, конечно же о случившемся растрепали, поэтому пробежку по периметру стен я совершал в компании двух десятков ребят возраста от пяти до двенадцати примерно лет. Дети молодцы: маленьким на такие дистанции бегать тяжело, поэтому ребята постарше им помогали. На самом деле бегать-то необязательно, впроголодь живут, худющие все, а тут столько калорий впустую, но как-то постеснялся отправить деток к «умывательной бочке». Спорт в любом случае полезный, а ребята, раз уж до своих лет дожили, здоровьем обладают отменным. Не будучи извергом, я изрядно замедлился, на втором «круге» — почти до обыкновенного шага, и это позволило всем преодолеть дистанцию.

Дальше — омовение, и здесь ребята разделились: самые отважные плескались в бочке, а остальные решили, что им и чумазыми неплохо. Зубки, однако, чистили все, и я уверен, что палочки для этого они готовили весь вчерашний день. По завершении процедуры я впервые обратился к ним:

— Зубы, други мои… — «други» расправили плечи. — Господь нам дважды за жизнь дает. Сперва — маленькие, они у вас выпали или скоро выпадут, и вторые, кои на всю жизнь с нами останутся. На зубы грязь не хуже чем на лицо да руки липнет, и от нее зубы начинают портиться и сильно болеть. Чтобы они не болели, нужно вот так хотя бы по утрам и вечерам их чистить. А чтоб наука запомнилась, подходите, я вам по монетке дам.

Ребята не без шипения друг на дружку и как бы незаметных тумаков выстроились в очередь и дружно обогатились под осуждающим взглядом монаха Никодима — Полунощница закончилась, и он приперся проверить, насколько верным оказалось его «зря ты это сделал».

— Ежели кто за зубами и чистотою дальше со мною следить хочет — милости прошу, но монеток и других подарков более не дам, — обломал я ребят. — Ваши зубы, вам с ними ежели чистить не будете маяться, и платить за это вам более не стану.

Смотреть на померкшие рожицы маленьких русичей было грустно, но я помог им как смог. В дальнейшем, когда появятся возможности, будут и приюты, и школы, и ПТУ ремесленные, а пока, надеюсь, хоть кто-то зубки чистить станет.

— Портишь деток Православных привычками оттоманскими, — осудил меня Никодим, когда расстроенные ребята разошлись. — Еще и к деньгам незаработанным приучаешь. Кто из них вырастет? Попрошайки подзаборные?

— Привычка, батюшка Никодим, это для тела и души полезная, ибо сохраняет зубы в целости и приучает к послушанию. Прости мне грубость мою, — поклон. — Да только ежели в оттоманских землях сам не бывал, негоже магометанам чего-то приписывать, это же вранье получается. Грешно.

Не люблю, когда кто-то нихрена в предмете не разобравшись со своими ценными мыслями по его поводу делится. Не зря же в народе говорят — «не знаешь — не лезь».