Стать тенью для зла (СИ) - Силаев Денис

Минут десять ничего не происходило, а потом голос «кун» принес новую информацию:
-Они практически обошли наши корабли. Сейчас промеряю, но я бы поставила на русских, расстояние увеличивается, а наши много мажут. Ох, скажите пожалуйста, сами видите... Хорошо, я тоже смотрю. Надеюсь, справятся...
Буквально через пять минут, когда палуба под ногами перестала увеличивать силу и амплитуду дрожания, Витгефт, решив, что пора, направился на мостик. Крейсер уже разогнался, и если Вирен собирается действительно выполнить боевую задачу, то спускать на воду катер ему явно не улыбается. И Вильгельм Карлович сам все посмотрит. «А бинокль, похоже, мне хрен дадут» - запоздало подумал он. Хотя, почему запоздало? Контр-адмирал, прибывший считать заклепки с морским биноклем на груди, смотрелся бы по любому комичнее некуда, и он это учитывал, собираясь на «Баян».
Занять место на мостике скромно и тихо не получилось. Первый же увидевший его мичман вытянулся и бодро доложил о прибытии высокого (формально) начальства.
-Вольно. Я поприсутствую, с вашего позволения. И буду благодарен, если мне кто-нибудь расскажет, что происходит.
-Вверенный мне корабль выходит в море для встречи возвращающегося с разведки отряда миноносцев — холодно произнес Вирен. - Ситуация усугубляется тем, что по докладам береговых наблюдателей, в бухте Тахэ ожесточенная стрельба на море.
Неведомая хрень
-Посмотрите, Второй. Да и я ознакомлюсь. Только-только пришло. Аналитика по начальному периоду русско-японской войны, это просчитывали на протяжении недели примерно пять процентов вычислительной мощности Наций.
-Очень интересненько... Вот, значит, за что мы расплачивались под Галапагоссами... Не повреди хронопираты «Ретвизана» и «Цесаревича», Того неплохо бы досталось в утреннем бою. Потери кораблей — это маловероятно, ага... Точный просчет ясен пень, невозможен. Но Старк бы оставался командующим эскадрой еще некоторое время. Ну это логично.. - Второй поднял глаза — дырка в бронепалубнике — это не велика потеря, да могли еще и утопить кого ответным огнем... О, вот, посмотрите, аналитика допускает большую вероятность того, что Алексеев собирался половить японский флот на живца, поэтому и сети с кораблей сняли. Но так как ловля, усилиями попаданцев, не задалась, то и в анналах истории, восторженные оценки военного гения наместника затерялись... Подчистил свой косяк Е.И. Алексеев, выходит. Свалил все на Старка. У победы много отцов, а поражение — всегда сирота, понятно... Да и по «Енисею» с «Бояриным», высока вероятность, что их бы не послали так судорожно ставить мины. Это логично, японцы не смогли произвести должного впечатления ночной атакой, на входе в порт огребли. Чего от них минами загораживаться... Жаль, хронооткат за это мы уже словили. И что, это все? Приложенные таблички и графики, так понимаю, только иллюстрируют вышесказанное, и новой информации не несут.
-Пока да. Мощности работают, но сами понимаете, хорошо если за пару суток мы перелопачиваем хотя бы несколько часов. В связи с войной, количество документов, мемуаров, писем и фотографий очень возросло. Смотрите! - Первый сфокусировал свой взгляд на экране — русский крейсер куда-то сорвался на всех парах.
-Да, собственно, с этого все и начнется. Русским опять не повезло, разведка к островам Эллиота снова ничего не нашла, и снова потерялся миноносец. Сейчас японцы его прикончат, русский крейсер их отгонит, потом к японцам подойдет помощь, потом наши во главе с Макаровым отгонят тех японцев, но подойдет весь японский флот. Макарову станет нечем перебить новую ставку, и он начнет отходить к Порт-Артуру, но тут эта мина... И конец Макарову вместе с «Петропавловском».
Первый сделал несколько пасов руками над пультом, и дрон начал неторопливо нагонять крейсер.
-Послушайте, Первый! - каким-то сдавленным голосом вдруг сказал Второй. - До меня только что дошло. А ведь... По любому, слышите, по любому, из этой аналитики следует... Вот же блин горелый...
Первый вскинулся от пульта — Что еще следует? - Оба вызвали перед глазами полученные файлы, один сверялся с прочитанным, второй готовился понять, что в присланной аналитике представляет столь напугавший товарища фактор.
-А то и следует. Если в не измененной реальности эскадрой остался командовать Старк, то хрена бы лысого он отправил, или отправился бы сам, на «Петропавловске» спасать «Страшный»! Сейчас мы потеряем «Петропавловск» без всяких новых действий хронопиратов. Это весомое расхождение, и как только точка Нанси доберется до этого момента...
-Я понял! Второй, я запрашиваю вмешательство уровня «А». Мы должны спасти «Петропавловск»!
Глава 7.
31 марта 1904 года, Эскадренный миноносец «Страшный».
Васильев лежал в проходе между рубкой и трубой, и ошеломленно смотрел, как над ним порхают руки с мотком бинта. Бинт был белый-белый, а руки черными-черными. «Кочегар» - догадался Васильев. «Значит уже из машинного на подмогу зовут... Плохо дело...». Из рубки выскользнул мичман Анкифиев, который, казалось вот только-только туда забежал. «Разбегался их бродь» - недовольно подумал Васильев, готовый думать над чем угодно, лишь бы не видеть этих рук, этого красного на бинте, этих звуков новых попаданий в корабль и не чувствовать разливающейся по телу боли. Пушки по прежнему стреляло две, но судя по всему, с подносом снарядом были проблемы.
- С прохода уберите! - рявкнул Анкифиев, и двинулся было дальше. В руке он держал несколько листов. - Хотя.. А ну-ка! - и мичман рывком оказался снова подле матроса.
- Заматывай — велел он, пположив на плечо Васильева одну из бумажек. - Слышишь, братец, эту бумажку отдашь любому нашему офицеру, первому, кого увидишь. - Надень на него пояс как замотаешь, видишь же, сам не справится.
И тут же побежал дальше. Вот он остановил боцмана, деловито скалывающего горящие доски с палубы, запихнул такой-же листок ему в карман, и тот, проорав «Слушаюсь, вашбродь» (Васильев понял по губам, слышно было очень плохо) потянулся за висевшим на фальшборте спасательным кругом.
Кочегар видимо сделал что приказали, так как через некоторое время Васильев осознал себя, наполовину лежащим, а наполовину прислоненным к рубке около своего, родного орудия, обращенному в противную от врага сторону. «Неужели поживу еще?» - вяло удивился матрос. И чувствуя, как не смотря ни на что, под палубой мерно молотит машина, пушечки нет-нет да стреляют, а снаряды японцев падают со все увеличивающимся разбросом, осмелился подумать — «и мы все еще поживем».
Взгляд, обращенный в море, опять за что-то зацепился. Еле заметная искорка.. Что-то знакомое, недавно тоже было что-от такое... Опять она кружится, словно шмель над цветком, опять растет размером. А потом что-то, наверное вспыхнуло. Или грохнуло. Или ударило. Потому что Васильев моментально отключился, и в сумраке небытия не было ничего. Только кружились две искорки, норовя его укусить. Но видимо, в этом сером сумраке, и Васильев был серый, невидимый им, потому что искорки куда-то улетели.
Нет, так лежать неудобно. Ноги приподняты — это хорошо, а вот то, что тело норовит съехать на бок... Так, кажется, я же был ранен, и меня следует положить в койку, а я тут сижу вот, заваливаясь, на небо смотрю...
И действительно, с места, где лежал раненный комендор, моря больше не было видно. «Мы же на борт опрокидываемся! И на корму осели...
31 марта 1904 года, броненосный крейсер «Баян».
По волнам, все чаще бившим в правую скулу крейсера, Вильгельм Карлович понял, что «Баян» набрал уже узлов восемнадцать. Детище французских кораблестроителей явно не собиралось останавливаться на достигнутом, и летело по ткани моря вперед словно нож раскройщика, все ускоряясь и ускоряясь. Полный ход дали сразу как позволила глубина, буквально сразу за внутренним рейдом, и в этой лихости и какой-то бедовости адмирал увидел неслабый такой кураж каждого, кто находился на мостике. Некий боевой фатализм берсерков, которых их слепая ярость помноженная на опыт непременно приведет к победе. Или в Вальгаллу, как получится. Но и то и то, Витгефт не сомневался, будет проделано красиво и с шиком. В этом весь Вирен и его команда. И среди этих викингов в безупречной форме, лихо и с наслаждением отдающих и исполняющих команды, он, контр-адмирал Витгефт был совершенно чужим. Как студент семинарии среди кабака, где гуляют хмельные конокрады.