Гостинцы от Снежной Царицы. Мороженого не желаете? - Вика Рубина

— Сафи, милая, не расстраивайся, — проворковала госпожа Банкс. — Не думай, что мы тебя покинем и оставим без крова. Банксы никогда не поступятся семьей! При архиве есть домик, его, конечно, потребуется отремонтировать и навести порядок, но жить там можно! А к нам ты сможешь время от времени наведываться в гости, пусть и… не слишком часто. Все же это не ближний свет — Гарольд говорил, что многие редкие источники плохо переносят наш влажный климат, их лучше хранить там где посуше… вот и обустроил архив неподалеку от Тархилла. Так что ты уже, можно сказать, познакомилась с местностью.

Я слушала ее вкрадчивую болтовню вполуха. Потому что вглядывалась в цифры рядом с отцовской подписью на документе.

— Как интересно… — произнесла я. — Две недели назад папа подписывает это завещание, потом я отправляюсь в Тархилл и вскоре он странным образом скоропостижно умирает.

Мачеха вздернула бровь.

— О чем ты, Сафи? Ты на что-то намекаешь?

— Получается весьма… своеобразная цепочка событий. Практически все совпадения одно к одному.

Ее глаза сверкнули злобой, но лишь на секунду. Потом в них появилось обеспокоенное выражение. Насквозь фальшивое.

— Деточка моя, — пропела герцогиня. — Кажется, ты помутилась рассудком из-за расстройства. Но я не виню тебя — такая тяжелая трагедия. Полагаю, в таких обстоятельствах жизнь вдали от двора пойдет тебе на пользу…

— Конечно, — усмехнулась я. — Да я и сама бы не осталась. Кто знает, вдруг вы и мне что-нибудь в утреннюю кашу подсыпете… матушка.

Тон мачехи заметно посуровел.

— Сафина, нужно иметь веские основания, чтоб бросаться подобными обвинениями. — отчеканила она. — В память о Гарольде я не буду держать на тебя зла за это оскорбление, но впредь…

— Сафи! — раздался мальчишеский голос.

В зал вошел мальчик лет десяти, низенький и курносый, одетый в простецкую, совсем не “знатную” рубаху. Он направился прямиком ко мне. Поначалу на его лице заиграла улыбка, но очень быстро сменилась тревогой и грустью.

— Как хорошо, что ты с нами. — сказал мальчик. — Папа, он…

— Я знаю, да.

Вместо продолжения он обхватил меня и уткнулся в плечо. Я тоже обняла его за спину и потрепала по голове. Возникло сильное чувство абсурдности всего происходящего. Может, я сейчас просто вижу очень странный сон, например, пока мне в больнице проводят промывание желудка и другие реанимационные мероприятия?

— Томас! — послышался строгий голос герцогини. — Манеры!

Однако мальчику на манеры сейчас было наплевать с высокой колокольни. Скоро, однако, он от меня отлип и шмыгнул носом.

— Прости, пожалуйста. Не хотел разнюниться, а вот… Ты с нами останешься?

— Милый, — заговорила мачеха сладким голосом. — Сафи уже уходит. Ей стоит побыть одной… и подготовиться к грядущей поездке.

— Знаете, матушка, — сказала я, нарочно выделив последнее слово. — Мне придется стеснить вас на некоторое время. Все же путь неблизкий и мне потребуется произвести все приготовления, чтоб путешествие прошло благополучно. Да и обосноваться на новом месте нужно сразу. Так что придется вам недельку меня потерпеть.

— Хорошо, — сквозь зубы процедила герцогиня. — Оставайтесь столько, сколько нужно.

Томас в недоумении глядел то на меня, то на мать. Для этого паренька, видимо, вся природа наших с герцогиней отношений оставалась загадкой. Да и я пока не очень понимала, за что она терпеть меня не может, если уж начистоту. Неужели из одной только природной стервозности?

Томас нагнал меня после того, как мы вышли из зала.

— Так ты правда уедешь после… ну… похорон? — поинтересовался он. Отчего-то очень смутился и стал разглядывать потолочную плитку.

— Да, — ответила я. — У меня полным-полно дел и, к сожалению, все они не будут ждать.

— Очень жалко, — простодушно сказал Томас. — Но давай, если что, я тебе хотя бы помогу собираться?

Вообще-то для этого у меня имелись Элина, Мири и Мейко, но он с такой искренностью предложил свою помощь… и вообще совсем не напоминал мать, змею подколодную, что я смирилась.

— Идет. Начнем после… церемонии.

Томас грустно улыбнулся и протянул мне руку. Неожиданно серьезно, как самый настоящий договор. Я с готовностью ее пожала.

Глава 12

Вскоре наступил день похорон. Мы собрались перед фамильным склепом Банксов — угрюмым и мрачным строением из черного гранита. Его темная громада высилась в отдельном углу окрестного кладбища — даже местная знать не была настолько эксцентрична, чтоб держать покойных родственников поблизости от замка.

Приехавший священник, отец Найт, стоял у специально возведенной трибуны и густым басом произносил траурную речь. Время от времени в поддержку ему вступали три женщины в темных одеждах.

Еще двое человек держали над почтенным старцем зонтик — с самого утра моросил дождь. Если бы не тягостный повод, я бы сочла это забавным — уж очень местный батюшка походил на солиста джазового ансамбля в окружении бэк-вокалистов.

Однако, кажется, только мне и еще Томасу было не до смеха. После речи священника началось прощание, и к гробу стали выходить люди, знавшие отца — давние друзья, боевые товарищи, даже некоторые его наместники явились из дальних земель, чтобы засвидетельствовать свое почтение. Все они тоже произносили речи и, казалось, каждый изощрялся выдумать более пафосную фразу.

«Безвременная утрата». «Невосполнимая потеря». «Столького не успел сделать». «Навсегда останется в наших сердцах.

Мачеха стояла в первом ряду и время от времени подносила к блестящим глазам изящный батистовый платочек. Блестели они, впрочем, отнюдь не от слез. В этом я была уверена, несмотря на густую вуаль шляпки, которой она скрывала свое лицо.

Пока она зачитывала свое «вырванное из сердца обращение к несчастному Гарольду», голос не дрогнул ни разу. После выступления она с достоинством поклонилась, придерживая шляпку и подошла ко мне.

— Сафи, пойди и ты проститься, — сказала мачеха. — Гарольд бы этого хотел.

Я кивнула. Очень хотелось высказать этой убитой горем вдове пару ласковых, но это можно сделать немножко позже. В сопровождении Элины и Мири, я, путаясь в длинном подоле, направилась к гробу.

Его совершенно роскошно украсили — композицией из эдельвейсов (родовой цветок Банксов, как я узнала из воспоминаний Сафины), маргариток и фиалок. В этом обрамлении бледное, почти восковое лицо отца казалось неожиданно умиротворенным. Неожиданно во мне вновь подняла голову жалость — жалость к человеку: которого знала Сафина, а не я. Но эти знания она передала мне. Картинки замелькали вереницей кадров с кинопленки, и я почувствовала странное тепло, которое оказалось сильнее даже промозглой погоды.

Для большинства людей, которые сегодня пришли попрощаться, герцог Гарольд Банкс был страшным. Он