Гном, убей немца! - Руслан Ряфатевич Агишев
— Я дома…
Впереди уже затихли шаги, а я все стоял у самой стены штрека. Ладони положил на выступающую породу, молча вдыхал особый запах глубины, где смешались оттенки сырости, земли, каменного угля.
— Хор-рошо, — тихо прорычал-промурлыкал от невероятного ощущения тишины — глубокой, плотной, тяжёлой.
Дом, это мой дом. Не поверхность, где все время шум, гам, а глубина, земля и скала.
Я медленно опустился и спиной провалился к стене. Закрыл глаза и стал глубоко и медленно дышать. Вдох — выдох, вдох — выдох, вдох — выдох, чтобы почувствовать дыхание горы.
— Да… Есть… Чувствую…
Отец в том мире всегда говорил, что горы — живые, так как они плоть от плоти Подгорных Богов. И горы так же, как и все живое на земле, дышит. Нужно лишь уметь слушать, а я умею это делать, не то что человеки.
— Ну, вот опять шумят.
Из штрека, куда уже давно ушли шахтеры, послышался звук шагов. Похоже, кто-то шёл за ним.
— Санька, вот ты где! — сначала из темноты донесся обрадованный голос Петрухи, потом свет его фонаря, и, наконец, сам он. — Чего здесь сидишь, сомлел что ли? Ну-ка, покажись!
Здоровяк меня одной рукой поднял, поставил на ноги, и внимательно осмотрел. Стряхнул пыль с брезентовой робы.
— Все хорошо, — отмахнулся я.
— Ну, раз хорошо, тогда пошли. Шевели булками, — Петруха меня легонько подтолкнул. — Петрович попросил тебе тут все показать, рассказать, что и как устроено.
Я с готовностью кивнул. Хотя, честно говоря, лучше бы сейчас побродил здесь в одиночестве. Общение с горой требовало тишины и спокойствия, а мне этого в этом мире очень сильно не хватало.
— Под ноги смотри, — Петруха кивнул на рельсы, тянувшиеся под ногами. — Здесь вагонетки с породой или углем едут. Их откатчики толкают. С отбойниками в руках — ударники, они породу рубят. Ещё крепильщики есть, которые штрек подпорками крепят… Мы, Санек, здесь не просто уголек рубим, а помогаем людям дома и квартиры топить. Это энергетический уголь… Ещё есть коксующий и самый ценный — антрацит. Это, брат, просто высота! Такой уголь в редкой шахте добывают, потому и ценен…
Я кивал, внимательно оглядываясь по сторонам. Удивительно, но все здесь оказалось устроено так, как и в моем мире. Отличий было не так много.
— Держись меня, Санька, а то заблудишься тут. Видишь, сколько тут ходов нарубили. Считай, на этом уровне уже седьмой год уголек рубят. Здесь не туда свернешь, вообще, никогда не выберешься.
Он показал на тёмное зево штрека, мимо которого они шли.
— Вон это выработанный штрек — чистый лабиринт.
Я опять кивнул, правда, в этот раз более заинтересованно. Что-то екнуло у меня в груди, когда мы проходили рядом с этим тоннелем. Вдобавок, кирка в руке вдруг довольно сильно потеплела. Верный знак, что где-то рядом проходила мощная жила.
— Пошли, пошли быстрее, — Петруха схватил меня за рукав. — Кстати, ты, Сань, больше не теряйся. На место придем, держись рядом, а то Петрович и так не в духе.
Я непонимающе вскинул голову. С чего это? Когда спускались, у отца вроде хорошее было настроение.
— Да, чертовщина какая-то, — мой провожатый огорченно скривился. — Только сегодня говорили, что пласт угля хороший, мощный, надолго хватит, а оказалось, что кошкины слезы. Черт, теперь не знай, как с планом быть…
— Так плохо?
— Если план не выполним, знаешь, что начнется? Нас, брат, как сидорову козу выдерут и не посмотрят на заслуги! Вот Петрович и бесится.
Кто такая сидорова коза, я, конечно, не знал, но догадывался, что ничего хорошего не будет. И сбылось, словно нарочно.
— Санька, стервец, где опять лазаешь⁈ — не успел я и рта раскрыть, как мне уже прилетел подзатыльник от отца. И следом второй, ещё больнее, чем первый. — Тебе мать что сказала? Чтобы от меня ни на шаг! А ты?
Я молча потирал ноющий затылок, всем своим видом показывая, что не хотел ничего плохого и все вышло случайно.
— Сел здесь и сиди, понял! — отец показал пальцем на небольшой кусок породы, выступивший из стены. — И без тебя здесь тошно. Черт…
А дела у бригады, и правда, были аховские. Петруха не соврал: пласт угля несмотря на все прогнозы геологов вдруг истончился до минимума, и его разработка потеряла всякий смысл. Теперь нужно было решать, куда бить штрек дальше, а это требовало времени. По науке нужно было сигнализировать руководству, чтобы те слали специалистов для оценки потенциальных запасов угля в другом месте. Словом, дело могло затянуться на неделю в лучшем случае. Если же хороший угольный пласт не обнаружат, то клади и целый месяц на разведку. Словом, про выполнение первомайского плана можно было забыть, а с ним и про нормальную зарплату с премиями, про свои портреты на доске почёта.
— … Петрович, ты же у нас голова, что делать будем? Может дотянем до конца месяца? — дядя Сергей сплюнул под ноги и с тоской поглядеть на брошенные отбойные молотки. — Пробьем ещё пару штреков параллельно нашему, выберем жилы полностью, а?
Отец не отвечал. Молча смотрел на ближайшую стену и шевелил губами, похоже, подсчитывая возможные запасы угля.
— Вряд ли, Серёга, вряд ли, — наконец, пробурчал он, качая головой. — Худая жила оказалась, будь она неладна. Не хватит нам для плана, даже если крошки будем подбирать.
— Херово…
— Вот тебе и Первомай… Эх, Саньку взял в забой, называется, хотел все показать. Слышь, Санек? Санька⁈ Са-нь-ка⁈
Но я уже был за поворотом. Внезапно «накрывший» меня Зов оказался настолько силен, что не было никаких сил сопротивляться. Как сомнамбула, я шёл к тому старому забою, куда меня тянуло с непреодолимой силой.
— Са-нь-ка… Б…ь! Твою мать… — доносился крик отца. — Быс…
А толку? Я все равно ничего не понимал. Шёл, спотыкаясь, тыкаясь в стены, словно вокруг меня был густой, плотный туман.
— Иду, иду…
Зов был сильный, и одновременно, сладкий, дарящий невероятную истому. Чем ближе я подходил к штреку, тем сильнее становились ощущения.
Тело пробивала дрожь, с головы пот лил градом. Чтобы идти дальше, приходилось прикладывать немалые усилия.
— Подгорные Боги, как же это хорошо…
Очнулся я от этого дурмана в тот момент, когда со всей силы стукнуло лбом в стену.
