Империя Машин: Пограничье - Кирилл Кянганен

И армия Александра обрушилась на прибрежные укрепления и окопы с новой силой.
Глава – —
Лишь треть беженцев и «пограничников» уцелела после бойни, устроенной Александром. Еще тысячи две взяли в плен и направили на принудительные работы. «Куда же?», «Как куда? На рудники! Хоронить дороже, а так – пользу принесут, гребаные страдальцы! Не они – уже сидел бы в своей конуре и дрых». «Зло ты о наших братьях» – проговорил крепкий мужчина. Казалось, его мускулы улавливали малейшие проблески света. Беженец подошел к нему поближе, стягивая и пряча за спину клещи с раскуроченного верстака. Мужчина спокойно накинул рубаху, и наклонился к земле, чтобы завязать шнурки. «Пришел помочь?», «А то! Н-н-на-а-а!».
Треск, и несостоявшийся убийца валяется на спине, выгибая сломанную кисть. «Меня зовут Гийом, и я, в отличие от вас, верю в Неизвестного», – он накинул знаменитый Плащ Теней, и направился в переулок.
Глава – 23 —
Когда включили городские насосы, Неизвестный подбросил остатки дымовых шашек, вызывая дымзавесы, и выволок из-под обстрела господ, указывая им путь к укрытию. Сзади настигали отстающие. Солдат, кажется забавлял отстрел конечностей. Они целенаправленно метили в ноги, настигая павших – добивали контрольным в затылок. Сопротивляющихся насаживали на штык-ножи. «Устроили обыкновенную бойню…». Взревев, Неизвестный бросился под пули, выручать раненых. Все как в тумане: вот он отбивается от солдат, подхватывает упавших… Затем, его тряхнуло. Еще раз и еще. Тело, которое он нес задрожало, точно в него ввинтили тонну свинца. Сознание пошатнулось, а плащ теней окончательно разрядился. Неизвестный встал. Вначале с колена, затем, отдышавшись, уперся в каменные ступени, и, покачиваясь, заковылял к возможному убежищу. Щелкание затворов, треск винтовочных патронов, соскребывающих бетон. Он обернулся: солдаты ритмично продвигались вперед, целясь от плеча. Военные давно бы расстреляли беглецов, если не едкий дым.
Каждый, кто обгонял его, вселял в сердце надежду – «торговец довершит начатое. Даже, если он бросит их на произвол судьбы, выкинув на пустующих островах, там… они будут свободны, создадут общины… и, в конечном итоге, не умрут от тяжелого шахтерского труда и…».
Вот, его клонит от ран, он механически разбирается с двойкой солдат, бегущих наперехват, в голове окончательно мутнеет. Кажется, слева… Неизвестного случайно толкает испуганный мужчина, и, непослушное тело скатывается в одну из отходных труб. «Конец?».
Декарт довершил его миссию спасения. Повсюду кричали испуганные или разъяренные дворяне: «Они включили дым, чтобы выкуривать нас!», «Обращаются как с крысами!». «Молчать!» – проревел Декарт, заводя их через черный ход в помещение без вентиляции. Мужчины разом расстегнули галстуки – «как душно!». «Лучше, чем сгнобиться за порогом». Он укрыл их в одной из своих «лазеек». «Сдал приличное пристанище местной шпане» – подумал Декарт, глядя на то, как неуклюжая толпа богачей с оханьем и аханьем разглядывает свои костюмы и платья. Ему не было дела до их проблем, в комнатах душно – не поспоришь, но угарный газ опаснее временного дискомфорта. Он прилег на матрац, где иногда снимал девочек. Рассказал, что с Александром бьется сам Неизвестный. «Короче, исход пока не ясен, но я отчетливо вижу одно – мы жить будем. Благодарите спасителя!» – и Декарт залился хохотом. «Выходит, нынче Неизвестный укрывает не только низы, но и родовую знать». Он бы прирезал каждого из них за увесистый кошель, а женщин яростно требовало нутро – попробовать по разку да порвать, чтобы не придушили. Ох как не хватало ему мягкого тельца, снимающего напряжение. Он приосанился, подминая кинжал под бок: «И спать не прет». Поэтому, чтобы избежать дурной развязки, Декарт приподнялся с матраца. Сыпя угрозами, откопал припрятанные за туалетной стойкой остатки эля и, откинувшись обратно на матрац, засыпал, полный безразличия к взглядам исподлобья.
Неизвестный приподнял саднящую голову. Казалось, она накалилась до предела, хотя тело оставалось прохладным. В глазах двоилось и, иногда, проскакивали розоватые молнии – плохой знак, повреждения серьезные. «Где я?». Запахи и осязание возвращались постепенно, поэтому его стошнило лишь позднее. Ноги были чугунными. Неизвестный мигом бросился ощупывать позвоночник – цел, но нарушен какой-то важный центр – он сломал шею? Нет, голова шевелится, но всякое движение давалось ему с усилием, которое обычно прилагается на проржавелом механизме. И тут он вспомнил о клейме и вгляделся в темень: полчища изголодавшихся крыс ждали своего часа. Почему же они не съели его? И в тот же момент на живот плюхнулось первое животное и отщипнуло кусочек плоти с кисти. Неизвестный вскричал, а крыса испепелилась. Запах паленого мяса лишь раздразнил зверей, хотя их маленькие хищнические ноздри подрагивали. Они опасались и ждали. Прихода смерти. Неизвестный завалился на бок, чтобы плотная ткань плаща укрывала как можно большую площадь тела. «Вся загадка в тебе, моя меточка? Ты хочешь выжить, а для этого – тебе нужно спасти и меня, но я истощал, а ресурсов брать неоткуда». Иногда вспышки клейма отгоняли толпы голодных грызунов. Лоб раскалывался, а голова, казалось, вот-вот будет плавиться. В такие минуты он проваливался в небытие – мир, где он работает смотрителем Маяка. Здесь тело находилось в том же состоянии, но он мог прилечь на диван, разглядеть раны. Где-то останавливалась кровь, и наступало облегчение. Так он мог передохнуть. Потом «симптомы» отступали, и его как плюшевую игрушку возвращали в плен канализационных труб. «Я хочу одно понять: то ли ты меня спасаешь, то ли окончательно разрушаешь?», и… услышал еле слышимый шепот собственного голоса: «все зависит от тебя».
Он вновь провалился в искрящийся туннель и рухнул на диван. «Маяк – нужно осмотреть маяк». Благо, здесь он мог свободно передвигаться, подволакивая ногу. Как же описать то, что он видел? Маяк странно выглядел: в башне размещался прозрачный кристалл, окруженный линзами. Линзы приводились в движение часовым механизмом. Маяк источал бело-зеленое свечение, соединяя воедино клубы тьмы и плотные облака, из которых прорывались редкие столпы света и «неземного» (как окрестил он небесную гирлянду) сияния над грозовым перевалом. «Солнце?! Ты ли это?». Однако стены маяка были омрачены пятнами Морока – вторжения инородных сил. Они как плесень пропитывали белый мрамор. «Да это Скальный маяк!». Его лучи расходились в разные стороны, но основная мощность подавалась на горизонтальный столп. Сейчас он освещал только ледяной океан, а должен был указывать на другой маяк – значит, его направляющая способность нарушена. Неизвестный знал, что по приданиям (которых он наслушался еще с Безымянного, а позже, и на Скалах) маяку задается три вопроса. Но в какой форме? «Ты меня слышишь? Я выживу?»,
Неизвестного вновь выбросило в зловонную пучину труб. Откуда-то сбоку надувало, лицо окроплял кислотный дождь. Крысы… крысы повсюду.
Неизвестный вжался в угол, пока не заметил скелет. Шагов десять. Из рюкзака, как приманка торчал обмотанный в полиэтилен позеленевший сыр. Крысы почуяли запах одновременно с ним. У него было преимущество в расстоянии и росте. Так началась гонка. Он полз, влачась сквозь крошащуюся костную массу. Консервные банки резали грудь и ноги, прогнивший валежник тормозил передвижение. Неизвестный превратился в беснующегося зверя. Он рвал склеившиеся палки и плюхался на древесную массу, срывая и оцарапывая кожу. Казалось, ему не успеть, но вот… рука настигает заветный подарок… вспышка метки… и – он снова оказывается внутри маяка. «Я выживу?!». Внезапно он понял, – Маяк – это его внутреннее святилище. Персонификация души, которая приобретает наиболее близкий и понятный человеку образ. Он мог остановиться на передых, изучать приобретенные за годы жизни сокровища, но свет, бьющий вдаль не давал покоя – это обязательство, в том числе данное матери Амалии, это ответственность, а, поскольку он не совершенен в своих поступках – то и неизменная, неискупляемая вина. Поэтому, Неизвестный улегся поудобнее на кушетку, и расслабился, готовясь к пробуждению, зная, что там – по ту сторону этого зеркального мира душ его ждет ад.
Кусок сыра! Рывок! И,