Латинист - Марк Принс
Он прошел через книжный магазин в кафе. Они уже встречались тут однажды — он тогда только стал ее научным руководителем. Вспомнил, что они сидели в дальнем зале, с видом на Брод-стрит. Сейчас народу в кафе было немного — каникулы. Из колонок тихо звучала какая-то модная музыка. Войдя, он не увидел Тессы. Присмотрел столик подальше, тот же самый, за которым они уже встречались, в этом он почти не сомневался. Повесил пальто на спинку стула, подарок положил на стол, пошел заказать себе двойной американо, а Тессе — чайник черного чая с ложечкой меда. Посмотрел на часы. Осталось две минуты. Можно выкурить сигарету.
Само по себе открытие замечательное. Но что натолкнуло ее на мысль искать на Изола-Сакра? Настоящая загадка. И вообще они уверены в том, что эта нога, эта обрезанная бедренная кость действительно принадлежит Марию? Цельс, античный врач, пишет о медицинских ампутациях, о том, как он формирует хирургический лоскут из кожи, как обкладывает раны губками, пропитанными уксусом. Он почти современник Мария. Но нет никаких сведений о том, бывали ли эти ампутации успешными. Мария операция почти наверняка убила. Тем не менее, если его решение писать холиямбами так или иначе связано с хромотой, может, он действительно выжил, а это само по себе интересное открытие для специалистов по древней медицине.
— Двойной американо и чайник эрл грея!
Крис поставил напитки на поднос, отнес к столу. Тесса опаздывала на пять минут. Он отпил американо, уставился на пустую чайную чашку и аккуратно запакованный подарок — они дожидались Тессы. Поднял взгляд — вот и она.
— Собрался осыпать меня дарами в надежде, что я тебя прощу?
Села. Лицо слегка посмуглело, загорело — глаза так казались больше.
Он усмехнулся, прикидываясь безразличным:
— Еще и чаю тебе купил. Про чай не забудь.
Он взял чайник, предлагая ей налить, она кивнула, впервые взглянув ему в лицо. Почти испугана, подумал он, наполняя чашку; глаза бегают. А может, ей просто неловко что-то от него скрывать — например, открытие касательно Мария. Сидела она, впрочем, спокойно, собранно, в мешковатом шерстяном свитере, которого он раньше не видел. Ей свитер был не к лицу.
— У тебя, вижу, загар, — произнес он с деланой жизнерадостностью.
— Это вопрос или утверждение?
— В принципе, и то, и другое. Нет, утверждение. Провела последние недели во Флориде?
— Нет, — ответила она слегка запальчиво. — Ну а ты чем занимался?
Итак, она не стала лгать. Зато сменила тему, избегая расспросов. Гудела эспрессо-машина, гул распространялся по всему небольшому залу. Крис подался вперед, поставил локоть на стол, чтобы Тесса лучше слышала.
— Да чем обычно. Рецензии, поиски финансирования, подготовка к лекциям, увиливание от работы в библиотечном комитете — если честно, сделать дело было бы проще, чем увиливать. — Улыбки не последовало. — Еще забрал мать домой из хосписа.
Внешне Тесса никак не отреагировала на эту новость.
— В Хэмпшир? — спросила она. — И живешь с ней?
Он кивнул:
— Ей совсем недолго осталось.
— Сочувствую, Крис, — произнесла Тесса холодно.
Крис почувствовал: эта новость — оружие в его руках. Но пользоваться им не стоит: Тесса сразу раскусит его задумку.
— Почему ты тогда не с ней? — спросила она.
— После нашего разговора вернусь обратно. Приехал за вещами. Сейчас там медбрат из хосписа.
Тесса кивнула. Постучала пальцем по чашке. Он пытался угадать, о чем она думает, что прямо сейчас творится у нее в голове. Сострадает? Она вообще умеет сострадать?
— То есть ты по-прежнему на меня сердишься, — решился произнести он.
— Разумеется, — ответила Тесса. Голос у нее слегка дрогнул, что показалось Крису ужасно трогательным — сквозь ярость прорывалась грусть. Посторонний наблюдатель, наверное, счел бы их разговор сценой ревности.
— Слушай, я просто думал, что тебе нужен еще год для работы над диссертацией, но я ошибся. Скорее я даже затянул твою подготовку. Но вижу, что тебя можно отпускать в самостоятельную жизнь, — сказал Крис.
Тесса кивнула:
— А знаешь, ты прав. Слишком уж я дала волю своим амбициям.
— Амбиции дело хорошее, — заметил Крис.
— Слушай, я понимаю, о чем ты. Будучи одержима какой-то Макиавеллиевой алчностью, я считала, что, получив в Оксфорде степень, смогу стать преподавателем с благословения своего научного руководителя.
— Точно, — сказал Крис. — Я это заслужил.
— Если я просто, по присущей мне склонности, вступаю в дискуссии, ты так и скажи.
— Тесса.
— Что?
Крис ничего не ответил. Он хотел рассказать, сколько труда приложил, чтобы «Оксфорд юниверсити пресс» опубликовало ее монографию, но теперь знал, что лучше оставить ее в неведении.
— В своем роде это было даже занятно, — сказала она. — Прочитать, что ты на самом деле думаешь про меня и мою работу.
— Тесса, я на самом деле совсем не так оцениваю твою работу.
— Да что ты говоришь? — вскинулась она. — А я вот совсем запуталась, где правда, а где ложь. Когда живешь в постоянном страхе с чем-то не справиться, а потом слышишь подтверждение своих страхов из уст собственного наставника, это в своем роде облегчение. Какая-никакая ясность.
— Ну прошу тебя, не изображай жертву.
— Не изображаю. Я, блин, и есть жертва.
— Не бей лежачего, — ответил он. — Слушай, я не собираюсь оправдывать свой поступок. Но прими во внимание контекст. Я очень хочу, чтобы ты преуспела в профессии, и по ходу всего нашего знакомства я пытался этому содействовать, не так ли? Да, не все мои поступки одинаково заслуживают уважения, но твоей работой я руководил честно, разве нет? Я много лет восхищался твоими трудами. И узнал от тебя о классической литературе не меньше, чем ты от меня.
— Крис, мы разве об этом говорим? О деловых отношениях?
Крис помолчал, причем поначалу искренне недоумевая, о чем речь.
— Ты имеешь в виду природу моего восхищения.
— Да, — ответила Тесса. Она поигрывала кожаным ремешком сумки.
Крис внезапно смутился, сник от ее взгляда. Разумеется, она все знает и всегда знала. Чего он не предполагал — что она выскажет это напрямик. Да, отчасти ему хотелось, чтобы она все увидела, но признаться ей здесь, сейчас будет таким дурновкусием…
— Тесса… — начал он и умолк.
Она ждала. Нет, прямо сейчас он не мог ей открыться. Пока отношения не наладятся. Пусть она все знает, но сам он ей
