Янтарный - Денис Нивакшонов

— Ложись спать, — бросил он Лёхе на ходу, натягивая китель. — У нас по-тихому кто-то на складе запчастей шарится. Дело житейское.

Он вышел, хлопнув дверью. Лёха остался стоять посреди кухни. На столе лежала фотография. Пыль с неё куда-то исчезла.

Но Лёха видел. Он точно видел.

Он подошёл к столу и провёл пальцем по поверхности. Палец остался чистым. Ни пылинки.

Он посмотрел на дверь, за которой затихли шаги отца. Впервые за много лет он почувствовал себя не защищённым его силой, а обязанным защищать отца. Потому что эта штука, эта «Дрёма», была сильнее пистолетов, сильнее милицейской подготовки, сильнее воли. Она била в самую слабость. В память.

Он подошёл к рации на своей полке. Помолчал секунду, подбирая слова. Потом нажал кнопку.

— Витёк. Катя. Если вы не спите… Нам надо поговорить. Завтра, после школы. У меня.

Он отпустил кнопку. В эфире было только шипение. Но он был почти уверен, что они ответят.

Совет в крепости

Комната Лёхи была идеальным местом для военного совета. Минималистичная, чистая, без лишних эмоций и отвлекающих деталей. Как командный центр. Сам Лёха сидел на стуле спиной к окну, его лицо было напряжённым и серьёзным. Он составил список на чистом листе бумаги.

Катя пришла первой. Она вошла, окинула комнату критическим взглядом, нашла самый дальний угол и устроилась там на табуретке, словно на времянке. Она не стала снимать чёрную кожаную куртку, хотя в комнате было душно.

Витёк ворвался вторым, запыхавшийся, с потрёпанной тетрадью под мышкой и стареньким Walkman в руках. Он сразу же начал кружить по комнате, изучая схемы на стенах, словно искал лучшее место для приёма сигнала.

— Ну, я тут, — бросила Катя. — Твоё сообщение по рации было очень драматичным. Жду объяснений.

Лёха кивнул и отложил ручку. — Вчера это коснулось моего отца.

Он коротко, без лишних эмоций, рассказал про вечер на кухне: про неподвижность отца, пыль на фотографии и то, как тот «очнулся» от звонка. Он опустил только свою минутную панику, представив всё как чистый набор наблюдаемых фактов.

Когда он закончил, в комнате повисло молчание. Даже Витёк перестал ходить.

— Блин, — наконец выдохнул он. — А я думал, это только со стариками происходит.

— Что ты думал? — резко повернулась к нему Катя. — Ты тоже что-то видел?

Витёк, заметно оживившись, начал выкладывать на стол свои доказательства: тетрадь с записями, карту с кругами. Он затараторил о таинственном сигнале, голосе из прошлого, идеально ровной линии на спектроанализаторе и своей теории про ДК.

— Там должно быть оборудование! Возможно, оно включилось самопроизвольно и создаёт какое-то поле, влияющее на мозг! — он выпалил это на одном дыхании.

— Поле? — скептически протянула Катя. — Ты смотрел слишком много «Секретных материалов», технарь. Это какая-то хрень посерьёзнее.

— А что серьёзнее массового психоза, вызванного техногенным фактором? — парировал Витёк.

— Ребята, — резко оборвал их Лёха. Его голос прозвучал твёрдо. — Прекратите. Это не психоз. И не поле. Во всяком случае, не только. Я проверял. Состояние отца длилось минуты. Пыль на фото появилась и исчезла за это время. Это… точечное воздействие. Оно привязано не к месту, а к человеку и к конкретному воспоминанию.

Он посмотрел на Катю. — Ты была в ДК. Ты видела тот рисунок. Что ты об этом думаешь? Как историк?

Катя нахмурилась. Её бунтарская маска на мгновение сползла, открывая умное, аналитическое лицо. — Это не просто рисунок, — сказала она тихо. — Это… идеализация. Утопия. Та самая, которую нам вдалбливали на уроках. Но это сделано не как пропаганда. Это сделано с… любовью. С тоской. Как будто кто-то действительно верит, что всё было именно так. Или очень хочет в это верить.

Она замолчала, подбирая слова. — Это похоже на болезнь. На розовые очки, которые приросли к коже и их не снять.

— Болезнь… — Лёха задумчиво провёл рукой по своему списку. Он написал три слова: ПЫЛЬ, СОН, ПРОШЛОЕ. И подчеркнул их несколько раз. — Да. Это именно болезнь. Но не медицинская.

— Социальная? — предположил Витёк.

— Хуже, — покачал головой Лёха. — Экзистенциальная. Она питается тем, что люди перестали видеть будущее. Они застряли. И эта штука… Дрёма… предлагает им идеальное прошлое, чтобы туда сбежать. Навсегда.

Он отложил ручку и посмотрел на них обоих. — Я считаю, мы должны действовать системно. Как отряд гражданской обороны. Витёк, ты отвечаешь за техническую часть. Попробуй записать тот сигнал, определить точный эпицентр. Катя, тебе нужно узнать больше про историю этих мест. Особенно про ДК и те заводы, где люди пропадают. Может, были какие-то инциденты, о которых предпочитают не говорить? А я… я буду следить за взрослыми. Составлять список пострадавших.

Он говорил чётко, по-деловому. Его холодность действовала на других успокаивающе. Даже Катя, всегда готовая спорить, на этот раз лишь кивнула.

— Хорошо, — сказала она. — Но есть одно «но». Мы не знаем, заразно ли это. Мы сами можем подцепить эту хворь. Стоит только начать копаться в прошлом…

— У нас есть защита, — неожиданно сказал Витёк. Все посмотрели на него. — Мы же его не идеализируем, это прошлое. Мы его ненавидим. Верно? Лёха — потому что он циник. Катя — потому что она бунтарь. А я… потому что мне интереснее будущее. Наша ненависть — это как прививка.

В его словах была своя, странная логика.

Внезапно с улицы донёсся шум — рёв мотора и громкая, пьяная ругань. Все трое подошли к окну.

По улице, шатаясь, шёл дядя Вася, местный алкаш. А за ним, медленно ползя по дороге, двигался огромный бульдозер. Кабина была пуста. Никого. Тяжёлая машина двигалась сама по себе, её мощный ковш был опущен и скрёб асфальт, высекая искры. Она не пыталась догнать дядю Васю. Она просто следовала за ним, как огромный, механический щенок.

— Что за… — начала Катя.

Лёха молча указал пальцем. За стеклом кабины бульдозера, на сиденье водителя, лежала аккуратная стопка старой одежды. А на самом стекле изнутри был ровный слой пыли.

Дядя Вася, ничего не замечая, доплёлся до своего подъезда и скрылся в дверном проёме. Бульдозер, дойдя до этого места, замер. Его двигатель заглох. Воцарилась тишина.

Трое подростков молча смотрели на улицу. Никаких теорий, никаких уравнений. Только факт: гигантская машина приехала сама по себе, ведомая призраком, и теперь стояла посредь улицы, как немой укор здравому смыслу.

— Ладно, — первым нарушил молчание Витёк, и его голос дрожал. — Возможно, это всё-таки не техногенное поле.

Лёха медленно повернулся от окна к своему списку. Он взял карандаш и под уже написанными словами вывел большими буквами: