Десять тысяч дней осени - Александр Мендыбаев
Стараясь сохранять самообладание, Шара спокойно ответила:
— Не горячись. Говорю в который раз. Я знать тебя не знала. И не приглашала вовсе.
Алмаз вспыхнул.
— Я бы в жизни в этот сраный городок не поехал. Ты! Твое имя! Тебя все медики страны знали. Да что там страны. Тебя в мире знают.
— Еще раз говорю, я не знала тебя. Не знала и ничего не писала.
Не понимающий Дархан, прекратил крутиться и лишь внимательно слушал.
— Ты позвала меня сюда, потому что прочитала мою курсовую по коккам. Сказала, что я талант, самородок. Скажешь и этого не было?
— Алмаз, прошу тебя. Успокойся. Уймись. Мы много раз об этом говорили. Я не писала тебе никаких смс. У меня и телефона этого… сотового и не было отродясь. И работ твоих не читала. А все, что ты мне рассказал про курсовую потом, это никак, ну никак на гениальность не тянет…
— Ложь! — Алмаз громко крикнул. Он, казалось, совсем забыл, где сейчас находится, — ложь. Ты позвала меня, потому что работа показалась талантливой. Когда ученый с мировым именем…
Алмаз задыхался. Дархан смотрел и не узнавал брата. Тот никогда не выказывал таких эмоций. Он подошел к нему, обнял, прижал крепко к себе.
— Алеке. Успокойся. Успокойся пожалуйста. Я не понимаю, о чем вы говорите. Но вот ты же меня тоже сюда позвал… ты же отцу смс-ку отправил… Алеке. Ты писал что-то или нет? Алеке?
Плечи Алмаза сотрясались. Щекой Дархан почувствовал, что тот беззвучно плачет. Шара развела руками.
— Всю…всю жизнь я хотел доказать отцу, матери, но прежде всего — тебе, что я не пустое место. Почему у тебя всегда все получалось. Почему на меня смотрели, как на… Думаешь я не хотел быть рядом с вами, когда умирала мама? Думаешь я не хотел быть достойным отцом своим детям? Я всегда, всю жизнь пытался доказать, что я… и тут… сама Шарапат Абдыкадыровна приглашает сотрудничать…я… я… — Алмаз начал икать. Шара смотрела на Дархана, тот лишь осторожно качал головой. Алмаз, совсем как ребенок, залепетал.
— Это вы меня сюда позвали, Шарапат Абдыкадыровна. Вы! Я из-за вас сюда приехал.
Шара подошла к братьям. Осторожно высвободила Алмаза из рук Дархана. Ласково, словно маленького, погладила по голове. Тоже обняла.
— Это я тебя сюда пригласила, сынок. Это я тебя позвала. Только не плачь. Только не плачь.
* * *
Время текло медленно. Нестерпимо хотелось в туалет. И пить. Голод ушел куда-то, притупился. Они сидели в разных углах, не разговаривали и ни о чем друг друга не спрашивали. Дархан думал о случившемся. А ведь они были правы. Правы, что ничего не говорили Дархану. Нет, вряд ли берегли его, скорее боялись поссориться между собой. Здесь, в этом мерзком городе хрупкий мир был нужен, как нигде. Лишь сообща люди могли выжить. Сколько раз эти двое могли предать, продать друг друга. У человечества всегда найдутся конфликты.
Дархан и сам едва настроил тонкий, хрустальный, такой непрочный мостик дружбы с братом. А ведь копни поглубже, наступи ботинком на этот мост — все тут же хрустнет, рухнет в бездну. Он знал по себе — конфликты лучше проговаривать. Но где и когда найти это чертово время? Бывает ли оно «правильным»? Что, если Шара закричит, разобьёт стекло стулом или начнет стучаться в дверь. Сюда ворвутся люди Закира. Всех скрутят. Закиру нужен врач, может быть и два. Но как-то эти дни-недели он обходился и без Шары, и без Алмаза. Одного следует наказать. Примерно. Неотвратимо и сурово. Даже жестоко.
Дархан прожил в этом городе меньше других. Но знает прекрасно законы такого общества. Потому что там, за орлиной стелой такие же законы. Только выглядят гуманнее. Но работают одинаково. Попробуй, прояви милосердие. Оставь в живых и Алмаза, и Шару. Завтра же мародеры или кто там еще разнесут всю эту надстройку, перебьют патрули, захватят власть. Мир держится на страхе и только на нем. Паритеты, синергии и прочее — лишь красивые слова. Не нарушают, потому что боятся. А перестанут, попробуй заставь. Дархан посмотрел на автомат на столе. Нет, Шара не была похожа на предательницу. Но она — здравомыслящий человек. Чего ей ради расставаться с жизнью из-за Алмаза и уж тем более — Дархана. Дархан и сам крепко задумался, а что бы он сделал на месте Шары. Решить окончательно Дархан не успел, на улице раздались крики и звон битого стекла. Человек десять-двенадцать с тяжелой арматурой и пожарными баграми напали на больницу.
* * *
Тишина. Было так тихо, что Дархан слышал, как дребезжит застрявшая между стеклами медицинского шкафчика невесть как туда залетевшая муха. Он крепче сжал автомат. Оружие успокаивало. Пусть только сунутся. Эх, жаль патронов маловато, тут на столе всего полтора рожка — сорок пять маслят. Да тридцать во вставленном магазине. Казалось бы — по четыре патрона на человека. К тому же в такой дикой бойне вряд ли обошлось без жертв. И все же только дилетант мог подумать, что этого хватит. Если ворвутся, пальба будет нещадной. Потому то и рассадил Дархан всех так, чтобы не попали под перекрестный огонь. Работать будут с трех точек. Он отвлечет огонь на себя. Шару, спрятавшуюся за шкафом заметят позже других. Татешка стрелять умеет, в этом он убедился. Брат, скрывшийся за перевернутым столом, грохнет из ружья. В закрытом помещении греметь будет — дай Боже. Но это скорее психологический эффект. Дархан строго наказал палить лишь раз и тут же ретироваться к подсобке. А он уж будет работать короткими очередями. Если враги замешкаются и свалят — бой выигран. Хуже всего, если ворвутся толпой. Тут уж не удержать. Уложит двоих, может троих, остальные, разъяренные пылом битвы, доберутся до него. А тут и брат, и Шара, спасая, в отчаянии откроют пальбу и несомненно заденут. Придется группироваться. Вот же черт. Он посмотрел на своих бойцов. Шара сосредоточенно следила за дверью. Брат же мостил и все не мог приладить ружье, словно выбирал лучшую точку. Главное — огорошить в первую атаку. Хорошо бы уложить как можно больше. Остальные сбегут. Даже те, с оружием, закировцы, так себе вояки. Это было понятно и по выправке, точнее по полному ее отсутствию, и по неумелым, суетливым движениям, и по тому, сколько шуму наделали, входя в темное помещение.
