Клыки - Дмитрий Геннадьевич Костюкевич

— Что? — Ян потряс головой.
Он посмотрел на Олесю, затем на своего бывшего напарника, который стоял между ними и тем, что скрывалось в невидимой части коридора.
Из полураскрытой двери, рядом с которой сидела Олеся, проникал свет. Спасительный, теплый свет. Она толкнула дверь, и полоска света расширилась до золотистой ковровой дорожки, поделенной на квадраты.
— Иржи… — Зрачки Яна расширились, он был насмерть перепуган. — Что с тобой случилось? Куда ты нас привел?
— Это уже не Иржи! — заорала Олеся, саданула Яна подошвой кроссовки по щиколотке и стала пятиться на карачках. — Сюда! Быстро!
Она успела увидеть, как вампир в строительном комбинезоне отошел к стене и замер там, точно покорный ребенок, а из темноты выплыла высокая тварь с бессмысленными горящими глазами, которые жаждали крови.
Под кожу забрался ледяной ветер. Олеся больше не кричала. Вползла в комнату и с мольбой глянула на оставшегося в коридоре Яна.
Страх отнял последние силы. Однако прежде, чем упасть спиной на дощатый пол, она увидела, как Ян — побледневший, растерянный, но с упрямым выражением в ясных глазах — шагнул внутрь, закрыл дверь и повернул фиксатор.
Хвала небесам, в двери был замок.
4
А еще было окно, забранное решеткой.
Они оказались в ловушке.
— Черт, черт, черт!
Вцепившись в прутья, Ян попытался выломать решетку, хотя бы раскачать ее в креплениях. Тщетно. Решетка крепилась сваркой к всаженным в откосы штырям. Толстые закладные покрывал бурый налет.
— Черт…
Он отпустил прутья и повернулся к Олесе.
Девушка смотрела на дверь. Следила за ней, как за спящей змеей.
Старую деревянную дверь покрывали темно-серые чешуйки масляной краски, неглубокие трещины складывались в ветвистые узоры. Медная ручка. Залепленный известкой дверной глазок.
Что будет, если длинный белесый палец вытолкнет комки раствора и проникнет внутрь, обнюхивая комнату желтым когтем?
У Яна похолодели ладони.
Однажды он читал сыну сказку о запертом в чулане медведе… Паддингтоне? Возможно… Чем сейчас занят Томаш? Ладит ли с мамой, которая за последние годы превратилась в приходящую няню?
Щель под дверью была слишком узкой, чтобы заметить движение, тень.
Коридор молчал.
Ручка не шевелилась, никто не пытался выломать дверь, не стучал и не расхаживал с той стороны.
— Через окно не получится, — прошептал он.
Сознание металось в черепной коробке, но и там были решетки и двери, которые лучше не открывать.
Он стал дышать ровно, чтобы прийти в себя. Посмотрел на девушку.
— Как ты?
Олеся обернулась, и по ее лицу Ян понял: лучше, чем он надеялся. Сильная девочка, как и Томаш. Это она спасла его от тварей за стеной. Разбудила.
Мышцы оставались напряженными, он обливался по́том, но перестал задыхаться, сигналы опасности не жалили, а пощипывали мозг.
Что делать?
Убить хозяина одиннадцатого — пустого — гроба.
— Полагаю, нам следует провести военный совет.
5
Ян устроился на полу у стены, лицом к двери. Олеся села рядом, под зарешеченным окном, щедрым на солнечный свет. Достала мобильный и посмотрела на экран: пятнадцать тридцать семь. Часов пять до темноты, не больше.
С чем они столкнулись? Что случилось с обитателями заброшенной усадьбы? Чем они стали? Может, это какая-то болезнь?
— Итак, что мы имеем? — начал «военный совет» Ян. — Что знаем о лю… созданиях за дверью?
— Они боятся солнца, — сказала Олеся.
— Не сказать чтобы сильно. Они не дымятся и не вспыхивают.
— Ты прав.
— Оно им просто неприятно, как…
— Кому?
— Неважно. Что еще?
— Они медленные.
— Верно. Иржи… и те двое во дворе двигались заторможенно.
— Трое, — поправила она. — Во дворе было трое. Третий у ворот. А еще я видела старуху в доме, когда ходила в туалет. И кого-то под потолком.
— Что они делали?
— Старуха вышла из комнаты, а мужчина под потолком куда-то делся. Может, спрятался. Я тогда плохо соображала. Мне кажется, они умеют гипнотизировать. Ты вел себя странно. Пошел за своим напарником…
— Гипноз? Не знаю… Я был очень зол. На себя. За то, что случилось с Иржи.
— Понимаю.
— Они не чувствуют боли.
— Они бледные как смерть.
— Подведем итоги. Они избегают солнечного света. Возможно, владеют силой внушения. Их не беспокоят раны. Они медлительные. — На лбу Яна собралась задумчивая складка.
— Не все, — сказала Олеся.
— Да. Тот, что прятался в коридоре, — другой. Он двигался быстро и уверенно.
— Рассмотрел, как он выглядел?
Ян издал нервный смешок.
— Как сущий кошмар. Даже не знаю… Высокий и тощий, в темном плаще. Похож на те скелеты в черных гробах. Лицо в морщинах и оскаленное, будто он рычал, но я его не слышал. Клыки, сверху и снизу. И эти его глаза…
Олеся видела их, всего секунду, но это была долгая секунда пульсирующего ужаса. Две блестящие, трепыхающиеся рыбины. От Высокой Твари исходили волны ярости.
— Значит, мы говорим о вампирах? — сказала она.
Ян вымученно улыбнулся.
— Похоже на то. Я почти уверен, что тварь, которая нас сюда заманила, еще несколько дней назад спала в гранитном гробу.
— Но ведь это…
— Знаю. Это безумие.
Безумие вполне реальное, чтобы прятаться от него в пропахшей тленом комнате.
— Но если безумные легенды помогут нам выбраться, я готов трепаться до утра…
На мгновение паника снова сковала рассудок девушки. Сознание забилось в поисках выхода, увидело узкую щель и бросилось в темноту, где поджидали воспоминания.
Голос отца за входной дверью:
— Ось, попробуй еще раз. Просто поверни налево.
— Не получается… хм-хм…
Она, пяти- или шестилетняя, хныкала, стоя на табуретке. Фиксатор заклинило. Олеся не могла открыть защелку, впустить отца. То, чего боялась, оставаясь дома одна, произошло: она оказалась взаперти.
Олеся попробовала снова. Фиксатор, черная круглая кнопка с выступом для пальцев, не поддавался. Замок был старым, накладным: он висел на уровне груди взрослого и открывался только изнутри.
— Закрой за мамой, доця.
Она видела язычок защелки, высовывающийся из железной коробки; его скошенный кончик прятался в запорной планке на откосе. Где-то внутри замка была злая пружина, которая давила и давила, мешая Олесе повернуть фиксатор. Пружина издевалась, беззвучно и маслянисто хохотала.
— Ну же! — начиная нервничать, крикнул отец; она хорошо знала этот крик. — Что трудного! Поворачивай!
Олеся разрыдалась.
Пальцы по-прежнему сжимали кнопку, но уже не пытались открыть, просто держали, чтобы злая пружина не смогла еще глубже вдавить стальной язычок в стену.
— Не могу…
— Ничего не можешь! Вся в мать! Хватит плакать!
Он ударил в дверь, и Олеся едва не свалилась с табуретки.
— Твою!..
Она услышала шаги: отец сбега́л по лестнице. Он бросил Олесю, она никогда не выберется из квартиры. Будет пить воду из-под крана, есть старую еду, а потом… потом