Звезды, пламя и сталь - Игорь Викторович Лопарев

— Способность чувствовать, — ответил я. — Любить, ненавидеть, сострадать, радоваться.
…Эти функции снижают боевую эффективность на 34%…
— Да мне плевать на это. Я хочу остаться собой.
Новая пауза. Ещё более долгая.
…Возможна частичная коррекция. Сохранение базовых эмоциональных реакций при подавлении деструктивных импульсов…
— Что это значит?
…Ты сможешь чувствовать привязанность к союзникам, но не будешь испытывать жалости к врагам. Сможешь радоваться победе, но не будешь бояться смерти…
Компромисс. Не идеальный, но лучше, чем полная потеря человечности.
— Сделай это, — решил я.
…Процедура займёт несколько дней. Возможны побочные эффекты — головные боли, тошнота, временная дезориентация…
— Я готов платить эту цену, — сказав эти слова, я вдруг подумал, что есть смысл попросить и о большем — ведь чем чёрт не шутит, может и получится:
— А ты можешь дать мне возможность контроля эмоций, отключать их или, напротив, отпускать на волю?
Пауза перед ответом нейросети была очень длинной. Я уже подумал, что этот вопрос останется без ответа.
…Это возможно. Но не сейчас. Сейчас ты не готов. И долго ещё готов не будешь…
Значит, в принципе и это возможно. Надо развиваться — и всё будет…
С течением времени я начал ощущать, как что-то меняется во мне. Не сразу, не резко — постепенно. «Доминатор» начал коррекцию.
Утром я проснулся с головной болью. Не сильной, но назойливой. «Доминатор» работал, меняя нейронные связи.
За завтраком я попытался оценить изменения. Смотрел на товарищей и пытался понять, что чувствую.
Гвидо ковырял еду одной рукой, морщась от боли в плече. Я чувствовал… беспокойство? Да, что-то похожее на беспокойство за его состояние. Не сильное, но уже заметное.
Тихий молча ел кашу, изредка поглядывая на меня. Я чувствовал доверие к нему.
Чиж избегал моего взгляда, нервно теребил ложку. Я чувствовал… раздражение? Нет, скорее сожаление о том, что он боится меня.
Эмоции возвращались. Медленно, осторожно, но возвращались.
— Ржавый, — позвал Гвидо. — Ты как? Выглядишь бледным.
— Нормально, — ответил я. — Просто голова болит.
— Может, к врачу сходить?
Забота в его голосе. И я чувствовал благодарность за эту заботу. Слабую, но настоящую.
— Спасибо, — улыбнулся я, — думаю, само пройдёт.
После завтрака у нас были занятия по тактике. Теоретические — изучение классических операций, анализ ошибок, разбор успешных и неудачных действий.
Я слушал инструктора и понимал, что знаю всё это. «Доминатор» загрузил в мою память огромный объём тактической информации. Я мог предсказать, что скажет наш лектор, ещё до того, как откроет рот.
Это было полезно, но скучно. Я переключил внимание на товарищей.
Гвидо дремал на заднем ряду, положив голову на руку. Рана мешала ему нормально спать по ночам. Дрищ сидел рядом и делал вид, что слушает лектора. Тихий действительно внимательно слушал, делал записи. Чиж рисовал что-то в блокноте — судя по линиям, портрет какой-то девушки.
Обычные люди с обычными проблемами. И я чувствовал связь с ними. Не сильную, но реальную.
«Доминатор» работал правильно.
Планета Сканда-4, учебный лагерь «Кузница победителей», полигон
После обеда у нас была стрельба. Я взял снайперскую винтовку и занял позицию на огневом рубеже.
Первый выстрел — точно в центр мишени на расстоянии трёхсот метров. Второй — тоже в центр. Третий, четвёртый, пятый — все в яблочко.
— Отличная стрельба, — сказал инструктор. — Где ты так научился?
— Много тренировался, — ответил я.
Это была правда. «Доминатор» тренировал мою нервную систему, оптимизировал движения, улучшал зрение. Результат — идеальная стрельба.
Я перешёл к мишеням на пятисот метровой дистанции. Снова все попадания в центр. Потом на восемьсот метров. Результат тот же.
Остальные курсанты собрались вокруг, наблюдая за моей стрельбой. В их глазах плескались и удивление, и восхищение, и, конечно, зависть.
— Как ты это делаешь? — спросил Волков.
— Дышу правильно, — ответил я. — Контролирую дыхание. Учитываю ветер.
Стандартные советы для стрелков. Но я не говорил о главном — о том, что «Доминатор» просчитывает траекторию пули с точностью до миллиметра.
— Покажи ещё раз, — попросил кто-то.
Я перезарядил винтовку и прицелился в мишень на восемьсот метров. Максимальная дистанция для этого полигона. Ветер был переменным, видимость не идеальной.
«Доминатор» оценил влияние всех факторов и внёс поправки. Я нажал на спусковой крючок.
Пуля попала точно в центр мишени.
Вокруг раздались одобрительные возгласы. Кто-то захлопал. Я почувствовал… гордость? Да, что-то похожее на гордость за свои способности.
Эмоции определённо возвращались.
Вечером, после ужина, меня вызвал Брукс. Я пошёл к его кабинету, ощущая лёгкое беспокойство. Что он от меня хотел на этот раз?
Кабинет сержанта был таким же, как всегда — тесным, прокуренным, заваленным всяким хламом. Брукс сидел за столом и чистил свой личный пистолет. Не глядя на меня.
— Садись, — сказал он, не поднимая головы.
Я сел.
Брукс продолжал чистить оружие. Методично, тщательно, словно это было самым важным делом в мире. Атмосфера напряжения нарастала.
Наконец он отложил пистолет и посмотрел на меня.
— Сегодня на стрельбах ты показал результат, который не под силу большинству профессиональных снайперов, — сказал он. — Хочешь объяснить, как это тебе удалось?
— Талант, — ответил я.
— Опять талант? — он усмехнулся. — Знаешь, Ржавый, я служу уже двадцать лет. Видел много талантливых солдат. Но то, что демонстрируешь ты, выходит за рамки таланта.
Он встал и подошёл к окну.
— Зервас доволен твоей работой, — сказал он, глядя в темноту за стеклом. — Очень доволен. Говорит, что из тебя получится отличный инструмент.
Инструмент. Не солдат, не боец — инструмент.
— И знаешь, что меня беспокоит? — продолжил Брукс. — Что став инструментом ты рано или поздно сломаешься. Как ломается, исчерпав запасы прочности, каждый, сколь угодно хороший инструмент…
Он повернулся ко мне.
— А есть другие варианты? — спросил я.
Просто так сломаться в мои планы не входило. Тем более, сломаться ради достижения непонятных и чуждых мне целей.
— Нет, — жёстко сказал он. — Система не оставляет выбора. Она использует эффективных для грязной работы, а потом выбрасывает, когда они приходят в негодность или начинают мешать.
Он вернулся к столу и сел.
— Ты стоишь на развилке, Ржавый. Можешь пойти по пути героя — умереть молодым с чистой совестью и красивой легендой на могильной плите. Или по пути выживания — стать чудовищем, которое живёт