СФСР - Алексей Небоходов

Аркадий замолчал, собираясь с мыслями. Воздух в комнате казался густым, осязаемым, мешающим дышать.

– Я не сразу увидел её, хотя смотрел прямо туда. Не мог поверить, что Вера могла быть там. Но подошёл ближе и больше не сомневался – узнал по волосам, глазам… по тому выражению лица, которое не забуду никогда. Она смотрела вперёд, словно пытаясь ничего не видеть. А вокруг выстроилась очередь мужчин. Они смеялись и обсуждали её, будто она была товаром.

Полина отвернулась, дыхание сбилось, превратившись в прерывистые всхлипы.

Иван Васильевич медленно положил ложку и посмотрел на Аркадия глазами, полными чёрного отчаяния:

– Скажи, Аркаша, хоть кто—то пытался их остановить? Хоть один из толпы сказал хоть слово в её защиту? Или они просто стояли и смотрели, как на шоу?

Аркадий едва выдержал его взгляд и горько вздохнул:

– Нет, никто ничего не сделал. Никто не заступился. Я стоял, как вросший в землю, кричал на себя внутри, приказывал себе идти, но тело не слушалось. Оцепенел. Просто смотрел, пока мужчины подходили к ней один за другим. А люди вокруг аплодировали и смеялись, словно это было нормально, привычно…

– Господи, – Елена Дмитриевна судорожно прижала ладонь к груди, будто боялась, что сердце сейчас остановится. – До чего мы дошли, что это возможно? Я не понимаю, как это могло произойти с нами, с Верой, с нашим городом. Как мы допустили такое?

Иван Васильевич покачал головой, не отрывая взгляда от пустой тарелки:

– Мы сами виноваты. Каждый из нас позволил этому случиться.

Сначала мы закрывали глаза, потом молчали, уверенные, что беда нас минует. Теперь поздно искать виноватых – остаётся лишь понять, что это навсегда.

Полина, не поднимая головы, тихо сказала, и слова едва долетели до остальных:

– Вера не прощала несправедливости. Она всегда говорила: бороться нужно, даже если опасно. Почему никто не услышал её тогда, когда ещё можно было остановить всё это?

Аркадий посмотрел на неё с тоской:

– Мы были слишком заняты собой. Верили, что эти законы, эта реальность нас не коснутся. Чужие проблемы, далёкие, нереальные. Теперь они здесь – в нашем доме, за нашим столом. И от них уже не спрятаться.

Полина медленно подняла на него заплаканные глаза:

– Что нам делать теперь? Как жить дальше, зная, что с Верой происходит это прямо сейчас, пока мы здесь говорим?

Аркадий глубоко вздохнул, будто пытаясь вдохнуть остатки своей смелости:

– Мы должны попытаться спасти хотя бы тебя, Полина. Я понимаю, это почти невозможно. Но пока ты свободна, шанс есть. Я сделаю всё, что смогу. Больше не допущу ошибки, какую допустил с Верой. Готов идти до конца.

Иван Васильевич глухо ответил, почти без эмоций:

– Боюсь, уже поздно, Аркадий. Нам остаётся только ждать, пока придут за следующим. За каждым из нас.

Аркадий оглядел притихших за столом людей. Каждый замер в своей точке истории, спрятанной глубоко внутри. Лица стали неподвижными, как на фотографии – застывшие кадры жизни, оборвавшейся в страшном осознании.

Наконец он заговорил тихо, но твёрдо, будто громкий звук мог разрушить тонкую реальность, ещё сохранявшуюся между ними:

– Завтра начну действовать. Буду искать возможность оформить брак. Любым способом, через любых людей. Легально или нет. Это единственный шанс. У нас ровно сутки. После этого будет поздно. Я не допущу повторения того, что случилось с Верой.

Полина вздрогнула, услышав имя сестры. Её зелёные глаза, полные отчаяния, остановились на Аркадии, словно ища опору или надежду. Но он не мог дать ей этого, даже если бы захотел – в его взгляде была лишь тяжёлая решимость, которую не назовёшь надеждой.

Иван Васильевич медленно отложил ложку, признавая поражение перед неизбежностью:

– Аркаша, – произнёс он тихо, с горечью в голосе, – я не думаю, что это что—то изменит. Но если считаешь, что обязан попробовать – действуй. Только помни: против этой системы у тебя почти нет шансов. Мы упустили время. Все мы упустили.

Аркадий кивнул, понимая, что старик прав. Момент, когда можно было что—то изменить, уже прошёл. Теперь этот последний шаг был лишь попыткой оправдаться перед собой. Он не мог жить дальше, не предприняв её. Эта мысль была не спасением – просто единственным правильным выбором в сложившейся ситуации.

Елена Дмитриевна вздохнула беззвучно, поглаживая край старой скатерти тонкими сухими пальцами. Казалось, она пытается нащупать в воздухе что—то знакомое и родное, но ничего уже не было – лишь комната, заполненная тишиной, и люди, которых она любила и не могла защитить.

Полина, нарушив тяжёлое молчание, тихо произнесла:

– Я благодарна тебе, дядя. Неважно, получится или нет. Уже то, что ты решился, значит очень много. Мне страшно… не за себя – за всех нас. Как нам жить дальше, даже если успеем оформить этот брак? Кем мы станем, если они смогут забрать любую из нас?

Аркадий поднял глаза и посмотрел прямо на неё. Голос его звучал ровно и твёрдо, почти холодно:

– Я не знаю, что будет дальше, Полина. Знаю только, что нужно сделать сейчас. Завтра утром уйду и не вернусь, пока не найду хоть какую—то возможность. Других путей нет. Я виноват перед Верой. С тобой я не ошибусь.

Девушека не ответила, но её взгляд смягчился, наполнился теплом. Она не скрывала, что верит ему, и это было её маленькой надеждой – почти невидимым огоньком в глубине сердца, горящим среди беспросветной темноты.

Аркадий встал из—за стола. Посуда тихо звякнула, словно отразив его движение. Полина поднялась следом. Он коротко посмотрел на Елену Дмитриевну и Ивана Васильевича, едва заметно кивнул и сказал:

– Мы пойдём.

Они вышли из кухни, не дожидаясь вопросов и ответов, потому что всё уже было сказано. Остались лишь страх и неизвестность.

Коридор встретил их полумраком и тишиной. Они прошли мимо закрытых дверей, за которыми притаились тени прошлого. Полина вошла в свою комнату первой, не зажигая свет. Аркадий осторожно шагнул следом, боясь потревожить что—то хрупкое и важное.

Комната была тесной и душной, заполненной вещами из прежней жизни: книги, мягкие игрушки, открытки. Теперь всё это казалось чужим, принадлежавшим другому миру, ещё не знавшему этого ужаса.

Полина легла на кровать. Аркадий присел рядом, не касаясь её, но чувствуя близость так остро, словно мог потрогать её руками. Воздух между ними застыл, наполненный несказанными словами, отзывающимися болью и горечью.

– Я постараюсь, – тихо сказал Аркадий, убеждая себя самого. – Сделаю всё, что возможно, и даже больше.

Полина едва заметно повернула голову, и голос её прозвучал тихо, на грани дыхания:

– Я знаю. Но даже если ничего не получится, я не буду