По ту сторону огня - Ева Вишнева
«Спасибо тебе, – девочка поднесла букетик к лицу. – Они чудесно пахнут! Наверное, это очень красивые цветы. Жалко, что я не вижу».
«Нет, они совсем обычные. Моя мама – цветочница, она передала их для тебя».
«Чудесные, – повторила Роза, – очень-очень».
Сван набрал в грудь побольше воздуха: «Тогда завтра я принесу еще! И послезавтра тоже!»
«А после послезавтра?»
«Принесу. Обязательно».
С этого дня, когда слушатели расходились и вечер сгущал тени, Сван оставался у окна Розы. Они долго разговаривали. Он описывал город, его улицы, закат, реку, наклонившуюся над водой горгулью. Она отвечала, что однажды злой колдун умрет, страшное заклятие спадет, и глаза ее станут зрячими. «Поскорее бы это случилось. Я хочу погулять с тобой по городу».
«На свете нет колдунов», – но об этом Сван молчал.
Дни шли своим чередом.
Однажды Роза вдруг заплакала во время разговора у окна: «Никто не виноват, что я такая. Нет ни колдунов, ни ведьм. Мама сегодня сказала, что я уже выросла из сказок».
«Из сказок не вырастают».
Она хотела что-то ответить, но передумала. Только напряженные, измученные клавишами пальцы теребили белую ленту. Цветок опустил головку, словно грустил вместе с хозяйкой.
Казалось, время текло по руслу городской реки вместе с водой. На дне лежали монеты, и горгулья смотрела на них, как на останки прошедших дней, месяцев и лет. Самую мелкую монетку два дня назад бросил мальчишка лет пяти. Совсем чуть-чуть промахнулся. Но горгулья любит малышей с ясными глазами, поэтому через неделю папа мальчика вернется из долгой поездки.
Прошел месяц с тех пор, как одна почтенная дама бросила крупную монету. Не попала, но горгулья и так не обратила бы внимания на ее просьбу: потому что нельзя желать зла другим людям.
И есть среди всех, крупных и мелких, блестящих и не очень, одна. Старая, ржавая, тяжелая монета. Много лет прошло, но горгулья помнит, как больно щелкнул ее по носу солидный человек с очками на переносице. Ей до сих пор стыдно, что не исполнила его желания. Не потому, что мужчина попал прямо в середину. Просто кое-что не по силам даже горгульям.
У горгульи тонкий слух. Поймав отголоски далекой музыки, она думает: «Прости, маленькая Роза. Я не смогла исполнить мечту твоего папы. Но, надеюсь, тебе нравится мой утешительный подарок». Мелодии плывут по улице, притягивают прохожих к открытому окну – словно река прибивает щепки к берегу. На мосту никого нет, и горгулья грустит, думая о том, что раньше ее слух был намного тоньше, и в такие одинокие минуты она слушала, как за городом стрекочут кузнечики, как кричат горные птицы на далеком западе, как на востоке мулатка поет колыбельную своему первенцу. А теперь – две улицы и площадь, а дальше не услыхать.
Словно весь мир сузился до этой площади и двух улиц.
«Мама говорит, мой жених красив, но я ей не верю, – музыка стихает, голос опускается до шепота. – У него слишком гладкое лицо, от него пальцы становятся липкими. Папа смеется, уверяет, что это мазь, что защищает от солнца и пыли. Но я и ему не верю».
«Твой жених действительно красив. Многие девушки засматриваются, но он на них не глядит – не сводит с тебя глаз».
«Вчера он подарил мне букет из роз, я взяла его и порезала пальцы. Поэтому сегодня играла так плохо, так плохо…»
«Ты играла прекрасно, Роза, а твой жених забыл срезать шипы. Прости ему эту оплошность. Если б я мог, то принес бы тебе такой же огромный букет. Но я могу подарить лишь то, что моя мама не распродала до вечера».
«Цветы твоей мамы особенные. Один цветок ароматнее, чем целый букет роз».
«Ты приколола его к платью, у самой шеи, поэтому аромат казался тебе сильным».
Роза помолчала, потом сказала: «Дай мне увидеть твое лицо». Сван вплотную подошел к окну, девушка опустила руки, провела по лбу, скользнула по векам, по переносице; ладони задержались на щеках.
«Мне нравятся гладкие стебли и колючие лица. Жаль, что у моего жениха все наоборот».
«Не надо, – он убрал ее руки со своего лица. – Твой жених хороший человек. Ты его обязательно полюбишь».
«Если забуду тебя».
Через полгода горгулья услышала свадебную музыку, легкий стук туфелек и ботинок; иногда ветер доносил обрывки поздравлений и напутствий. Весь город гулял на свадьбе Розы.
Только какой-то молодой мужчина рыдал, прислонившись к опоре – к ее спине, от которой росли крылья-ограды. С их помощью горгулья защищала неосторожных людей, подошедших к самому краю и норовящих свалиться в бурлящую реку.
Порывшись в карманах, Сван достал монетку, повертел в пальцах, размахнулся, бросил. Горгулья почувствовала боль под правым глазом, услышала: «Сделай ее счастливой».
Была бы не каменной – цокнула бы языком, сказала бы: это не в моих силах, такие чудеса надо творить самому, милый мой мальчик. Впрочем, тебе ли не знать – тому, кто после смерти матери на последние деньги покупал цветы и ленты.
Тебе ли не знать, мальчик. Тебе, застывшему возле нового дома чужой жены. Тебе, человеку, который поднял руку, но боялся постучать. Тебе – тому, кто подглядывал за уже замужней Розой через окно, ловил каждый жест, каждое движение губ. Она, в ночной сорочке, с прямой спиной пианистки, говорила что-то служанке, а та раскланивалась. Замерла на краю постели, в руках чашка с нарисованными птицами.
Роза сама похожа на птицу. Когда играет – словно крыльями машет. И в невидящих глазах ее что-то птичье, нездешнее.
Пальцы онемели от холода; Сван испугался, что цветы, которые он принес, замерзнут. Постучал. Роза отворила, протянула руки, легко обняла.
«Бедный мой, замерз».
«Твой муж…»
«Ему пришлось на неделю уехать по работе. Я думаю перебраться на это время в родительский дом. Хорошо, что он рядом, в конце аллеи».
Сван помолчал, подождал, пока Роза поставит букет в вазу.
«Тебе нужно зайти внутрь, погреться. Иди к двери, а я пока скажу служанке, чтобы впустила».
«Не нужно».
«Что-то произошло? У тебя такой тревожный голос».
Сван набрал в грудь воздуха:
«Я уезжаю в другой город, там можно неплохо заработать».
«Когда ты вернешься?»
Он промолчал.
«Значит, это прощание, – вздохнула Роза. – Что же, прощай, Сван. Спасибо тебе за все».
Ей оставаться, ему уходить. Так всегда было и будет.
На следующую ночь после отъезда Свана горгулья слышала крадущиеся, неверные шаги, невнятный шепот. «Я привяжу твою белую ленту к ветке этого дерева, чтобы ты, приехав в город и
