Гончие забвения - Дмитрий Миконов
Он сунул свой факел Бойлу.
— Сержант! — его голос резанул воздух, заглушая гвалт. — Возвращайтесь на чердак! Продержитесь, сколько сможете!
Он поймал взгляд Бойла, увидел в налитых кровью глазах обреченную ярость. Старый солдат отлично понимал цену подобным маневрам. Кивнул коротко, почти не заметно. Развернулся на своей деревяшке.
— Перестроились, черти! — заорал Бойл, сипя от натуги. — Отходим назад! За мной!
Вир, не оглядываясь, рванулся на крыльцо. Дверь в здание суда поддалась не сразу. Он уперся плечом, дернул. С другой стороны треском вылетела щеколда. Он втянул внутрь Стефана и Герда и сам проскочил следом.
* * *
Вир медленно шел между бесконечными столами, за которыми скрючились десятки клерков. Канцелярия суда представляла собой лабиринт, утопающий в сумраке. Ядовитый лунный свет был здесь единственным источником освещения. Он сочился из высоких окон и отбрасывал на пол призрачные, вытянутые прямоугольники.
В его мертвенном сиянии виднелись лишь согнутые спины и макушки, склонившиеся над кипами бумаг. Если их вторжение и заметили, то никто не подал и вида. Воздух был спертым и густым, пропахшим кисловатыми чернилами, пылью и едким, разогретым сургучом.
Тишину здесь нарушали лишь три звука: бесконечный и монотонный скрип гусиных перьев, сухие щелчки переворачиваемых листков и глухие, финальные удары печати о столешницу. Каждый такой хлопок отзывался троекратным эхом, будто судья подтверждал свой вердикт ударами молотка.
— Что они делают? — прошептал Стефан.
— Переписывают метрические книги, — едва слышно ответил Вир, его глаза с интересом скользили за действиями писарей. — Пока та, что поет в ветре, поглощает воспоминания на улицах, эти… вымарывают их из архивов. Стирают имена, переправляют даты. Чтобы свести воедино все оставшиеся жизненные нити.
— Но зачем? — в голосе школяра слышалось недоумение.
— Даже высшие сущности Зерцала вынуждены подчиняться правилам, — Вир не удержался, хмыкнул. — Говорят, бюрократию изобрели именно бесы. Как самое совершенное оружие для уничтожения душ.
Внезапно он отвлекся, замедлил шаг, зацепившись взглядом за один из листков на краю стола. Он лежал там особняком, будто ждал своего часа. Бумага была плотной и желтоватой, пахла не чернилами, а старым пергаментом.
Он поднес ее к глазам, ловя лунный свет.
И замер.
Это был договор. Составленный в витиеватом, архаичном стиле, изобилующий канцелярскими завитушками и двусмысленными оборотами.
«Сей договор заключен меж нижеподписавшихся сторон: с одной стороны, Лейтарский Иуда, Верховный Магистр, муж скорби и напрасной мести, Вир Талио. И с другой стороны, Бес Иллюзии и Потерянной Идентичности, Властитель Забвенных Троп, Нерезиэль Младший, в миру же именуемый Безликий Шут.
О вышеозначенном предмете договорились они о нижеследующем:
Магистр Талио обязуется волей своею либо неволею, не чинить никаких умышленных либо неумышленных попыток к разрушению благородной иллюзии, воздвигнутой Нерезиэлем, ни посредством уничтожения ядра оной, ни через повреждение либо ниспровержение катализаторов, кои суть опоры мироздания здешнего.
Взамен же того, Безликий Шут, движимый великой милостью, обязуется принять в свои чертоги и навеки сокрыть в бездне небытия все воспоминания Вира Талио, касающиеся его безвинно утраченного семейства, дабы избавить его от сей мучительной ноши. А ровно, свершить правосудие и собственноручно самым страдательным образом лишить жизни наемника, известного под прозвищем Крешник, сразу после завершения ритуала. Дабы утолить жажду мести, снедающую душу магистра.
Да скрепится сие взаимными обязательствами, нерушимыми до скончания времен.»
На месте, отведенном для подписи Шута, уже красовался аккуратный, но зловещий росчерк. Поле же для Вира Талио оставалось девственно пустым, ожидающим пера…
Вир медленно, стараясь не привлекать внимания спутников, сложил листок вчетверо. Бумага была на удивление теплой, почти живой. Он сунул ее во внутренний карман сюртука, ощутив, как по спине пробежал холодок.
Обещание покоя и излечения души. Плюс месть, исполненная изощренным палачом, занимающимся своим делом не один десяток веков…
…Покинув зал с писарями, они оказались в узкой галерее, ведущую к дверям, что выходили прямо на соборную площадь.
— Чувствуете? — тревожно прошептал Герд, сжимая рукоять меча. — Земля дрожит!
И правда, под ногами ощущалась мелкая, но непрерывная вибрация. Она исходила не из глубин, а совсем рядом, со стороны площади. Это было похоже на тяжелую поступь, будто кто-то тяжелый непрерывно разгуливал по каменным плитам. Вдобавок, бряцая по ним и волоча тяжелую железную цепь.
— Это страж Шута, — пояснил Вир, прислонившись к косяку. — Он охраняет вход в собор.
— И какой план? — шумно выдохнул Стефан, в его голосе слышалась истеричная собранность.
Внимательно посмотрев на него, Вир посчитал момент подходящим для последнего инструктажа. Он достал из кармана платок, развернул его. На ткани лежал артефакт — игла-кость Швеи. Она слегка подрагивала в скупом свете, будто стремилась приняться за работу.
— Нерезиэль — это не одна личность, — хмуро пояснил он, показывая на артефакт. — Это тысячи личин, множество обрывков сознаний, которыми он управляет, как кукловод. Подобравшись к нему, я сошью их этой иглой воедино.
— Тогда он потеряет возможность управлять фуриями! — догадался Стефан, в его глазах вспыхнула искра понимания.
Убрав артефакт обратно за пазуху, Вир коснулся пальцами лезвия серпа.
— Именно. Без управления иллюзия станет неустойчивой. И схлопнется, как мыльный пузырь.
Герд отлип от двери ухом, мрачно заявил.
— Это уже вам решать, мистики. Шить беса… или штопать. Но вначале — надо пройти стража. А он, похоже, там без дела не сидит.
— Этим, — холодно кивнул ему Вир. — Мы сейчас и займемся.
Глава 52
Площадь перед собором Святой Стефании купалась в сочном свете цветных фонарей, будто здесь расположился цирковой балаган. Лунный свет сюда не дотягивался, мешали низкие тучи, пришпиленные куполом главной башни — почерневшей и расколотой надвое. Главный вход зиял рваной дырой. Вырванный из ворот клок древесины мелкими ошметками покрывал лестницу.
Площадь была запружена брошенными повозками. Перевернутыми, с торчащими осями и развороченными боками. Присыпанные снегом, покрытые наледью, они напоминали захваченный врасплох обоз, попавший под удар противника. По всей видимости, они стояли здесь с ночи отпевания, когда произошло осквернение собора.
Между ними, на подложках из красноватого льда, лежали исковерканные тела. Подсвеченные мигающими гирляндами — они казались частью гаерского представления. Статистами, изображающими разбитую дружину, поверженную злым… цирковым силачом.
Его мясистая туша была заметна издали. Лысый толстяк, в полтора человеческих роста, с железной цепью, обмотанной вокруг голого торса. Он бродил среди повозок, с громким скрежетом волоча за собой тяжелые звенья и выдыхая в морозный воздух клубы зеленоватого дыма. Словно им его и надули на потеху толпе, используя какое-то алхимическое снадобье.
Вир сразу узнал его
