Гончие забвения - Дмитрий Миконов
— Глубже прорезай, — проворчал Вир, кончиком серпа подправляя извилистую линию. — Вот так, и с завитком.
— И зачем эти загогулины? — поинтересовался Бойл, неловко пристраивая свою ношу на живот. — Церковная молитва, что ли?
— Это вряд ли, — отозвался Вир. — Как раз за ересь Пророка и сожгли. Но воля его с теми, кто верит.
Заметив полное непонимание на лице сержанта, он раздраженно пояснил, тыча пальцем в небо.
— От взгляда Сильфиды. От тех самых лун, остолоп. Чтобы они тебе черепушку в дребезги не разнесли.
— А-а-а…
Герд молча зачиркал огнивом, поджег первый факел. От него загорелись другие. Яркие, ровные языки пламени запылали под сводами. Солдаты подходили по одному, спешно разбирали их…
И вдруг — грохот. С улицы.
— Смотрите, обвал! — закричал кто-то из стражников.
Трехэтажный дом позади арки на глазах раскалывался пополам. Одна половина, с леденящим душу скрежетом, погружалась в мерзлую землю, будто отсеченная острым мечом. Обнажались срезы комнат, лестничных пролетов, балок и перекрытий.
Жильцы кричали оттуда, но звук был странным — будто доносился из-под воды.
— Это не обвал, — констатировал Вир. — Иллюзия Шута нестабильна. Тенебрис постарался. Часть катализаторов уничтожена.
— Тогда нам стоит поспешить, — в глазах Стефана плясали отблески пламени. — Иначе останемся на руинах.
— Думаю, Нерезиэль удержит ее, — ответит Вир. — Но теперь ему придется тратить на поддержание иллюзии куда больше сил. Это нам на руку.
— Если напрямки, отсюда до собора рукой подать, — вмешался Герд, указывая на пустынную улицу.
— Под открытым небом больше нельзя, — покачал головой Вир. — Нужно найти другой путь.
Герд ударил кулаком по стене арки.
— Мистик, а давай как тогда, в Стигийских Норах! Через квартиры.
Вир задумался на секунду, его взгляд скользнул по разрушенному дому.
— Прикроемся стенами? Неплохая идея. Веди!
Как-то само собой получилось, что Герд принял командование всеми солдатами, а Бойл стал его правой рукой. Старший быстро и четко разделил отряд на авангард и прикрытие. Сержант привычно костерил солдат, не давая им времени на страх и сомнения.
Перебежав улицу, в начисто срезанную прихожую заскочили с наскока, со стороны переулка. Вир прошел за солдатами в глубь дома, оказавшись в богатой гостиной. Здесь стояли цветы, пахло чайной заваркой. За обеденным столом сидели две нарядные барышни и сеньор в домашнем бархатном халате.
Они играли в карты.
Но был и четвертый игрок, который отражался в большом настенном зеркале, стоявшем напротив стола. Его лица было не разобрать, оно постоянно оплывало, стекая на грудь вязкой, полупрозрачной массой. В ней мелькали обрывчатые картинки — будто чужие воспоминания.
Игроки не обратили на вторжение ни малейшего внимания. Они лишь беззвучно пришептывали над картами, иногда снимая с собственных лиц что-то невидимое, тонкое, как паутина, и бросали это на стол в качестве ставки.
Выигрывал всегда четвертый. Он хватал эти невидимые клочки и надевал на свое «лицо», будто пытаясь остановить его сползание. Но это не помогало, и все повторялось заново.
Солдаты замерли, сгрудились вокруг стола, завороженные леденящим душу представлением. Вир тем временем подошел к входной двери, положил руку на бронзовую ручку.
Но вдруг замер.
— Слышишь? — тихо спросил он, не оборачиваясь.
Стефан отозвался спустя секунду.
— Будто переминается кто-то… с ноги на ногу. Прямо за дверью. Их много.
Вир резко отдернул руку.
— На второй этаж, — приказал он Герду. — Живо!
Сам концом серпа быстро начертил на двери символы единения, свел их вместе, обернув в схему Близнецов. Здесь, в иллюзии, подобные вещи давались легко, в одно касание.
Дерево на срезах вспыхнуло багровыми линиями, обуглилось по краям, намертво спаиваясь с дверной коробкой. В ту же секунду ручка затряслась, задергалась, будто с другой стороны ее рванули десятки рук.
Взбежав по лестнице наверх, Вир оглянулся. Заметил, что Бойл отстал. Сержант тряс за плечи одного из солдат, который с остекленевшим взглядом уже подсаживался к столу картежников.
— Чего церемонишься? — шикнул Вир. — За шкирку и догоняй!
Наверху, в просторном холле второго этажа, собралась целая толпа местных. Но играли здесь не в карты, а в «лису и гусей». Правила, впрочем, разительно отличались от обычных.
Игровая доска была точной, пугающе детализированной миниатюрой здешних прилегающих улиц. Вир без труда нашел тот дом, где они сейчас находились. На карте он тоже был рассечен и возвышался буквально через улицу от собора Святой Стефании.
Игроки, расположившись прямо на полу, над игровой доской, поочередно двигали деревянные фигурки — уродливые копии самих себя. Здесь тоже был безликий игрок, он управлял из зеркала одной большой фигурой — гигантом, обмотанным железной цепью. На ее конце был прикован то ли пес, то ли тщедушный человек на четвереньках.
Как бы безликий не кидал кость — она всегда уверенно ложилась шестеркой вверх. Его гигант разгуливал преимущественно по соборной площади, будто патрулировал территорию. Настигнув очередную фигурку-горожанина, он сбивал ее своей, оставляя на деревяшке вмятины и сколы.
И в тот же миг на живом человеке, сидевшем за столом, появлялись синяки, ссадины и рваные раны. Проигравшего, истерзанного и окровавленного, сноровисто выкидывали в ближайшее окно. Его место тут же занимал следующий, из толпы, точно также пытаясь прорваться в собор, будто в этом была цель всей игры.
Растолкав одержимых, Вир протиснулся к окну. На улице, в мерцающих, неестественно ярких праздничных огнях, сновали быстрые, угловатые тени. Женские, в поношенных, когда-то нарядных платьях. Вир мгновенно узнал их — служанки Шута, с черными, потрескавшимися губами, которых он уже видел в самую первую встречу с Нерезиэлем, в его трактире, когда попал туда вместе с Тео, Бойлом и Мортеном.
Служанки метались словно фурии, врываясь в квартиры горожан. Они выволакивали жильцов на улицы, ставили на колени, с силой задирали им головы и заставляли смотреть на луны, горящие в черной пустоте неба.
За спиной Вира, у стола с игроками, кто-то строго и бесстрастно сказал, отказывая одному из солдат.
— Играть могут только грешники. Если хочешь попасть в обитель праведников — иди на улицу, под очи Сильфиды. Забвение принесет тебе покой.
Тихо подошел Стефан, встал рядом.
— Что они делают?
— Забирают воспоминания, — пояснил Вир. — О боли, о потере, о предательстве… Все, что делает человека собой. Исцеляют город от бремени прошлого.
— Это же… все равно, что хирургически удалить часть мозга! — выдохнул школяр.
— Верно, — согласился Вир, сжимая в руке серп. — Но им приходится выгонять жителей в ручную. А это отнимает время. Нерезиэль расходует больше сил, чем планировал.
— Благодаря… Тенебрису? — нехотя выдавил из себя школяр.
— Теперь ты
