Последний вольный - Виктор Волох
Я огляделся, тело не болело. Ни переломов, ни ссадин. Меня исцелили. Скорее всего, влили какой-то регенеративный эликсир или поработал целитель-некромант.
Всё это означало одно: меня не собираются пускать в расход. Пока. Мне собираются предложить сделку. А значит, у меня есть пространство для торга. С этой мыслью я встал, хрустнув шеей и разминая конечности, чтобы разогнать застой крови.
Я похлопал по карманам — пусто. Но на столике красного дерева у изголовья кровати обнаружился сюрприз. Все мои вещи были аккуратно, педантично разложены в рядок. Потрепанный кошелек, ключи от лавки, складной нож, мешочки с солью и травами, даже костяной «путевик» из Кремля.
Любопытно. Варламов настолько уверен в своей силе, что даже не стал меня разоружать? Что это — жест доброй воли, высокомерие или демонстрация того, что для него мои игрушки, мусор? Скорее всего, всё сразу.
Прежде чем делать шаг, я «прощупал» пути отхода. Закрыл глаза и метнул сознание на минуту вперед, в разные ветки реальности.
Вот я пытаюсь разбить окно стулом. Вспышка боли, руны на стекле взрываются, отбрасывая меня к стене с переломанными ребрами. Окно заблокировано боевым контуром.
Вот я хватаю костяной ключ и пытаюсь открыть портал. Ничего. Пустота. Камень мертв.
Ой. «Купол». На особняке стоит мощнейший блокиратор пространства. Здесь не работают телепорты, ни на вход, ни на выход.
Сосредоточился, и тысяча моих фантомных копий разбежалась по комнате в тысяче вариантов будущего, прощупывая каждую щель, каждый плинтус в поисках лазейки. Её не было. Выход был только один — через дверь.
Я отступил от окна и мысленно кивнул самому себе: классическая золотая клетка. Наверное, имея пару часов и инструменты, я бы мог взломать рунную вязь на окне, но сейчас риск того не стоил.
Подошел к двери и толкнул её. Не заперта.
Она вела в просторную гостиную. Здесь царил полумрак, разгоняемый лишь отсветами огромного камина. Пол устилали ковры, а мебель — тяжелые диваны и кресла, обитые темной, кроваво-красной кожей, выглядела так, словно её вынесли из английского клуба джентльменов. Стены украшали полотна в золоченых рамах: мрачные пейзажи и батальные сцены — Куликовская битва, Ледовое побоище, но если приглядеться, на картинах можно было заметить детали, о которых не пишут в учебниках истории. Боевая магия, летящая над полками.
В дальнем конце комнаты виднелись высокие двустворчатые двери, ведущие вглубь особняка. Я был в сердце логова.
В глубоком вольтеровском кресле, так, что отблески камина играли на его иссиня-черных волосах, сидел Варламов. Одна нога небрежно закинута на другую, в руках — тонкая папка с документами. Он читал, не обращая внимания на мой приход, словно я был лакеем, принесшим чай.
— А, Максим, — произнес он наконец, не отрывая взгляда от страницы. Голос его был ровным, бархатным. — Рад, что вы пришли в себя. Присаживайтесь. Не стесняйтесь.
Я подошел к одному из кожаных диванов напротив. Даже не включая «Видение», я понимал: мое будущее сейчас висит на волоске и целиком зависит от прихоти человека, сидящего напротив. Злить его было бы форменным самоубийством.
Варламов читал еще полминуты — ровно столько, чтобы указать мне мое место в пищевой цепочке. Затем кивнул своим мыслям, захлопнул папку и поднял на меня глаза.
— Выглядите бодрее. Надеюсь, головокружение прошло?
Я коротко кивнул.
— Жить буду. Спасибо за заботу.
— Великолепно. Прежде всего, я должен принести извинения за… некоторую грубость доставки. — Он поморщился, словно от зубной боли. — Я надеялся решить вопрос цивилизованно, но мои сотрудники, Горелый и компания, иногда путают энтузиазм со здравым смыслом. Они, скажем так, увлеклись процессом погони. Вы оказались в зоне поражения, чего я не планировал. Я взял на себя смелость проследить, чтобы ваши травмы были исцелены лучшими целителями клана. Надеюсь, без обид?
Я видел Варламова мельком на балу и на складе, но только сейчас смог рассмотреть его вблизи.
Внешне — мужчина в расцвете сил, лет тридцати пяти. Ухоженный, лощеный, с той гладкой, «дорогой» внешностью, которую дают большие деньги и сильная кровь. Но глаза… Глаза выдавали возраст. В них была та вековая тяжесть и усталость от жизни, которая появляется, когда размениваешь вторую или третью сотню лет. Если бы меня спросили, я бы сказал, что он видел, как горела Москва при Наполеоне.
Сейчас он сидел расслабленно, излучая радушие хозяина, принимающего дорогого гостя. Насколько это радушие было искренним, а насколько — маской паука, приглашающего муху, мне предстояло выяснить.
Варламов ждал ответа, вежливо приподняв бровь.
— Никаких обид, — произнес я, стараясь, чтобы голос звучал ровно. — Вам не нужно извиняться. Учитывая, что ваши «сотрудники» собирались меня прикончить, я благодарен за вмешательство.
Варламов небрежно махнул рукой, отпуская грехи своим цепным псам.
— Как я уже говорил на балу, у меня было к вам деловое предложение. Так что, по иронии судьбы, эта ситуация сэкономила нам обоим время на организацию встречи.
Я кивнул, хотя слушал его вполуха. С того момента, как я вошел в гостиную, я непрерывно сканировал линии вероятности.
И Варламов, и сам особняк фонили темной, давящей мощью, от которой у обычного человека случился бы приступ паники. Но в ближайшем будущем, на пять, десять минут вперед, я не видел вспышек агрессии. Никаких ножей в спину, никаких заклятий боли. Он не собирался меня пытать или убивать.
По крайней мере, пока мы не договорим.
— Ну что ж, — произнес Варламов, чуть подавшись вперед. — А теперь скажите мне: чего вы хотите?
— Простите?
— Чего вы хотите? — повторил он. У него была особенная манера кривить уголки губ при разговоре. Казалось, он улыбается, даже когда говорит о погоде или о смертном приговоре. — Какова ваша конечная цель во всей этой истории?
— От какой именно истории?
— Полноте, Максим. Не прикидывайтесь дурачком, вам не идет. Я говорю о Наследии Предтеч. О Клинке Мары и Вратах под Кремлем. Вы влезли в это дело по уши, хотя могли пройти мимо. Значит, у вас есть мотив. Что вами движет?
— Ну… прямо сейчас, желание не сдохнуть, — буркнул я. — Весьма достойная цель, как по мне.
Варламов покачал головой.
— О, я уверен, вы способны на большее, чем животные инстинкты.
— Эм, вообще-то инстинкт самосохранения, довольно мощный стимул.
— Если бы выживание было вашим приоритетом, вы бы забились в
