Арбитр Пушкин - Сергей Александрович Богдашов

Неудачно у него вышло и со льготами для чужеземцев. В той же Польше и Прибалтике он отменил крепостное право, а у себя, в центре страны — нет.
Ещё и польским панам дал немало преференций, словно забыв, что их войско, почти в сто тысяч, было у Наполеона в союзниках, и именно поляки славились своим необузданным мародёрством и беспредельным насилием. Фактически, на время кампании, поляки взяли на себя значительную часть снабжения французской армии, грабя деревни и усадьбы на своём пути, а заодно насилуя всех от мала до велика.
И когда тем польским выродкам, которые умудрились выжить и вернуться обратно досталось больше, чем победителям, наше офицерство взбычало.
Все эти претензии мне не раз пришлось услышать, в разговорах Общества. И как по мне — они вполне справедливы.
Да, многие польские паны были сосланы в Сибирь. Интересно, что тем полякам, которые попали в плен, в какой-то мере повезло больше, чем они могли ожидать. Их отправили в Сибирское казачье войско, где они стали родоначальниками многих казачьих династий с несколько необычными фамилиями вроде: Сваровских, Костылецких, Стабровских, Лясковских, Жагульских.
Ох, уж времена и нравы! Я бы… Нет, ни в какую Сибирь их не отправлял. Вешал. Прямо там, где они грабили, и чувствовали себя хозяевами.
Сколько крестьянской крови на каждом из них, и изнасилованных баб, девушек, а то и вовсе девочек! Но Александр и тут умудрился свой народ унизить.
Ни с кого из поляков за этот беспредел по суду не спросили.
А зря. Там, на пути наполеоновской армии не только крепостные попадались, которых наш государь, видимо, за людей не считает, но и дворяне, в чьих усадьбах шляхтичи особо любили развлекаться, порой зависая там на неделю.
Эти сведения на меня выплеснули те офицеры, которые результаты польской оккупации зачастую видели своими глазами. И отчего-то эта мотивация будущих декабристов была мне незнакома. Вот нигде про неё ранее не упоминалось.
Может, Император и был вынужден кого-то простить, из политических соображений, но русский офицер — нет, не смог.
Особенно тот, чью невесту — соседку, а потом и его сестрёнок шляхтичи по кругу пустили, со смехом и подробностями передавая их усадьбы от отряда к отряду. Далеко не одна сотня польских уланов той дорогой прошлась, продвигаясь к Москве.
А я поддержал законное развитие судебного процесса.
Для начала, просто деньгами. Всего лишь попросил членов нашего Общества ставить меня в известность о любых случаях мародёрства и насилия, а сам очень быстро начал собирать штат частных сыщиков. Да, дорого выходит. Но не дороже войны или бунта. Претерплю.
Зато я вскоре нашёл одного из тех, кто сам всё видел и страдал. Практически, всё на его глазах происходило, когда он, пятнадцатилетний подросток, почти неделю прятался на голубятне, питаясь овсом. Его старшую сестру и её служанку изысканно и с фантазией имели офицеры в особняке. Две младшенькие, которые спрятались среди крепостных девок, оказались во дворе. И там офицеров не было.
Зато рядовые уланы, пересмеиваясь, в очередь стояли у конюшни, куда согнали всех девок с деревни. И у многих уже были заранее распущены пояса на шароварах.
Вот таких парней я и находил, помогал им деньгами, предоставлял юристов и нанимал сыщиков.
Мотивированный дворянин клещом вцепится теперь во все увиденные польские изыски и использует предоставленные ему возможности. Он за всё со шляхтичей стребует, по полной, даже за девушек из крепостных. За всех отомстит. По Закону.
Когда мы только начали, польская шляхта завопила о «произволе», но документы были железными: показания свидетелей, приказы о конфискациях, даже записи в полковых журналах, где хвастливые уланы описывали свои «подвиги».
Очень живо описывали, если что. Со вкусом. Понятно, что не о крепостных девках писали, а про дворянок. Крепостные не в счёт.
М-м-м… И что я должен сделать? Понять и простить?
Нет, не готов.
К чему я это рассказал. Так просто моё предложение Николаю — объявить ряд польских панов военными преступниками, кому-то из его советников показалось чрезмерным.
Ну-ну. Вскоре полыхнёт Речь Посполитая, тот же князь Константин из Варшавы быстро свалит, а наши войска кровью умоются.
Не лучше ли заранее чистку провести? Тем более, что в этих преступлениях среди поляков, которые нынче обосновались в Варшаве, виновен каждый первый. Мародёрство и беспредельное насилие у них в крови.
Короче, как могу, тушу тот пожар, который вот-вот может разгореться.
Великий князь Константин…
Не, он неплох. Он даже попытался что-то создать, вроде военных округов. Вот только шляхтичей он не устроит. У них своя тематика и мечты.
Беда в том, что польских войск вокруг него больше, чем русских, а русским офицерам Константин старательно внушал, что конфликт Империи не нужен, и его стоит избегать любыми способами.
Довнушался. Когда полыхнуло, половина русской армии просто оказалась не готова к тому, чтобы начать стрелять в повстанцев. Все чего-то ждали, типа, его приказа, но не дождались. В итоге поляки, в недалёком будущем, захватят все арсеналы.
Великий князь Константин Павлович, наместник Царства Польского, был человеком противоречивым. С одной стороны — брат императора, солдат до мозга костей, искренне желавший порядка. С другой — наивный романтик, веривший, что поляки когда-нибудь полюбят Россию, если им дать поблажек.
Проигравшим полякам поблажек дали даже больше, чем своему народу.
Но поляки любили только одно — свою Речь Посполитую. В мечтах. И ненавидели всё русское.
Я это знал. Знал и то, что скоро в Варшаве вспыхнет мятеж. Что русские гарнизоны будут вырезаны, что арсеналы разграбят, а потом поляки начнут вешать тех, кто не успел бежать. Знал, что Константин, вместо того чтобы дать приказ стрелять, будет уговаривать всех «не поддаваться на провокации», пока его самого не вышибут из дворца.
И потому мой разговор с Николаем был жёстким.
— Ваше Высочество, — я положил перед ним папку с документами, — Тут не просто донесения. Это приговор.
Он медленно перелистывал страницы. Списки имён. Описания зверств. Показания свидетелей. Польские офицеры, которые ещё вчера грабили русские деревни, сегодня разгуливали по Варшаве в мундирах с русскими орденами.
— Ты предлагаешь арестовать их всех? — Николай поднял на меня холодные глаза.
— Нет. Я предлагаю их расстрелять.
Тишина.
Потом он откинулся в кресле, постукивая пальцами по столу.
— А Константин?
— Константин Павлович либо