Пороки Лэндэльфа. Забытые сказки - Дева Кей
– Рубишь, как феечка, потому что! – ответил Марсель, отсекая голову зверя за товарища.
Лассен снял с себя тушу и протянул руку в грязь, нащупывая гарду. Товарищи обменялись кивками и продолжили рубить врагов.
Крики, лязганье мечей, рычание и вопли витали над полем, гуляли меж каждой травинки, а море забирало их себе, привлекая морских тварей. Смерть, кровь, дерьмо и грязь… Сколько убитых? Сколько раненых? Сколько длится битва?
Лассен не считал время, не глядел на небо, что могло подсказать который час. Он орудовал мечом, кинжалом, отобранным топором – всем, что попадется под руку, всем, что способно разрубить врага.
Поле сражения редело: все меньше оставалось тех, кто стоял на ногах и все больше тех, что укрывал собою истоптанную почву. Небо постепенно наливалось кислым молоком, пока земля багровела кровью.
Тяжело дыша, Лассен озирался, готовый защищаться и атаковать. Кисти ныли от тяжести оружия, мышцы сводило, ноги тряслись. Пот и кровь щипали глаза, в ушах пищало, а в носу стоял вонючий букет смерти. Он не видел Марселя ни среди павших, ни среди тех, кто еще стоял на своих двоих.
Охотник зашагал среди трупов, всматриваясь в застывшие лица, принюхиваясь, прислушиваясь к хрипам и воплям. Он нашел Песика. Во лбу торчало древко с оперением дикарей. Охотник присел рядом на корточки. В носу засвербело – не от вони, а от душевной боли, которая не чужда ему.
– Предупреждал же, не лезь в самое пекло, – одними губами прошептал Лассен, закрывая веки павшему товарищу.
Наконец он разглядел знакомую фигуру, поодаль у сухого деревца, и поспешил туда.
– Марсель?! Марсель!
Шея была разодрана, виднелось мясо да запекшаяся кровь. Но воин еще дышал. Он поднял тяжелые веки, заслышав свое имя. Слова застряли в горле, вырвавшись бульканьем и кровью.
– Ш-ша-шассерфи… Мы победили?
Лассен бегло оглядел тело друга: серьезная рана была лишь на шее, остальное – мелкие ушибы и неглубокие царапины. Но Марсель явно потерял много крови.
– Да. А теперь заткнись и обопрись на меня. – Охотник присел на колено, беря товарища под мышки. – Ничего не сломано? Сейчас доковыляю тебя до ближайшего…
– Нет! – гаркнул Марсель, отталкивая, что есть мочи. – Ос-оставь меня.
– Кончай этот театр! У тебя всего лишь…
– Меня поцапал шифтердан. Их альфа, – просипел Марсель. Лассен опешил, сглотнув так, что сухость во рту стала еще невыносимей. – Ты же знаешь, что это значит…
Лассен провел языком по обветренным губам, шаря взглядом по покалеченному другу.
– Думаешь, ты такой единственный? Когда мы отыщем всех раненых…
– Их вылечат и пинками попрут из армии. – Марсель устало прикрыл веки. – Я не хочу такой жизни. Не хочу ссать на деревья и нюхать волосатые жопы… Я всю жизнь мечтал стать гвардейцем, а не… Уж лучше умереть фейцом, чем жить как собака.
Хоть дед Аделард всегда и хвалил внука за красноречие, что так не присуще большинству воинов, сейчас Лассен не мог отыскать ни словечка. Да и кто он такой, чтобы отговаривать друга от решения умереть с честью и достоинством?
Когда Лассен вступил в королевские войска, Марсель уже был как два фогхарма на службе. Этот фейец был одним из лучших фехтовальщиков и тем еще задирой, любившим поиздеваться над новичками.
И стоило Марселю прознать, что Лассен охотник, так еще и бастард, как тут же нашел способ спровоцировать бой. Тогда от лежачего фейца Лассена оттаскивали трое, пока не пришел командир. Наказали обоих. Хороший мордобой часто предшествует крепкой дружбе. И этот не был исключением.
Сколько фогхармов они тренировались вместе? Ели за общим столом, грелись и голодали у одного костра? Мерзли в одной палатке?
– Знаешь, зачем я дополз к этому дереву? – тихо спросил Марсель. Охотник хранил молчание, не смея будить мертвецов или нарушать благостную тишь утра. – Отсюда неплохой вид на море… Хочу встретить рассвет. Последний раз.
– Восток в той стороне, тупица, – невесело хмыкнул Лассен, указывая по другую сторону от носа друга.
Марсель уже не чувствовал шеи, да и доспехи мешали – ему сложно всего лишь повернуть голову к солнцу.
– Твою мамашу… Поможешь повернуться?
Общими усилиями к предрассветным сумеркам фейец был готов в последний раз встретить солнце, послушать утренних птиц и стрекот насекомых.
Лассен присел рядом на сырую землю и оторвал травинку. Он хотел увидеть этот мир глазами умирающего друга. Хотел понять его боль, прочувствовать этот вкус смерти, ощутить последние мгновения так, как ощущает их он.
– Долго по мне траур не держи, – прохрипел Марсель. – Полфогхарма максимум, потом снова женись…
– Пошел ты, – усмехнулся Лассен, пихнув того в бок. Оба хохотнули, как дураки, после чего он добавил: – Женюсь сразу же. Чего по тебе горевать.
Марсель слабел. Неясно, что произойдет раньше: его смерть или проклятье шифтердана ускорит регенерацию, не позволив этому случиться?
Показались первые лучи над бледными водами моря. Иногда день кажется таким длинным, но если нарочно следить за тем, как восходит и садится солнце за горизонтом, то можно понять, как скор каждый миг.
Марсель чувствовал, как начинают гореть органы – обращение началось. Фейец сжал рукоять серебряного клинка, что не ускользнуло от внимания охотника.
– Я сам, – ответил он на немой вопрос друга и закашлялся кровью. – А ты иди… помоги остальным. Не закапывай меня в землю. Так полежу. Моя служба окончена, брат.
* * *
Марсель стоял на краю утеса Биствилла, откуда открывался вид на столицу с ее острыми шпилями замка и собора, домиками, плотно ютившимися друг к другу – они словно пытались согреться в холодный гэмбхар. Это место он когда-то звал домом, знал каждую улочку, любил проходить мимо пекарен, ловил рыбу на одну леску и гонял стайки пикси еще мальчишкой. А после Лэндэльф забрал огнем и кровью его настоящий дом.
На небе все еще господствовало солнце, хоть и трусливо пряталось за серой пеленой. Но как только взойдет луна, Лэндэльф познает вкус самой длинной ночи.
Шифтердан поправил полы плаща и вернулся в свой лагерь, скрытый среди деревьев Сельва скуры. Он подоспел как раз вовремя: двое держали бородача, пока тот кричал в палатку:
– Пустите меня! Я разорву ее и трахну ее труп!
Но едва альфа приблизился, как тот стих. Только тяжелое недовольное дыхание выдавало его гнев.
– Если ты разорвешь ее, то трахать будет нечего, друг мой, – сказал Марсель, глядя сверху вниз на члена своей стаи. Его глаза вспыхнули красным, лишь на мгновение,
