Гончие забвения - Дмитрий Миконов
— В серьезной игре подделки не ставят, Третий. Или лучше называть тебя Нерезиэлем? — на матовой поверхности отразилась шапка с бубенчиками.
«Раскусил», — голос Безликого Шута раздавался прямо внутри черепа.
Глаза монаха распахнулись — в них не было зрачков, лишь бесконечный океан ужаса, в котором плавали улыбки.
— Удобно тебе? — спросил Вир. — Хотя… сосуд так себе. Еще и в дерьме измазан.
«Оттого и переодели. Теперь он — монах. Искупает грехи», — отозвался Нерезиэль. — «В отличие от тебя, лейтарский иуда».
Монах внезапно закашлялся — изо рта медленно потекла черная жижа. Шут рассмеялся.
«Ну, что — играем? Вот моя ставка».
Рука монаха медленно выползла из-под стола. На бледной ладони лежал костяной стержень, заостренный с конца и отполированный пальцами владельца.
«Этим пером Отшельника заставили дописывать Кодекс», — голос Шута скользил по извилинам мозга. — «Ростовщик даст за него мешок сребреников… или можешь вскрыть им горло, как предыдущий владелец».
Пальцы Вира сами собой скрючились, кость магнитом притягивала взгляд. Вот чем оставили те зазубрины, на посту охраны. Сознание окончательно прояснилось.
— У дворового пса кость отнял? — Вир делано усмехнулся. — Пожалуй, сыграю. Чего хочешь?
«Одно воспоминание. На десерт. Обглодаю, высосу мякотку и верну… что останется».
Вир посмотрел на костяное перо.
— Убирайся из моей головы, Шут. Сам выберу, ежели проиграю.
«Тогда сержант тоже играет. Сделка заключена», — Вира обдало жаром, череп перестал скрести чужой голос.
Трактирщик ожил, раскрыл кулак над подносом. Из него со звоном посыпались золотые монеты. Много, еще больше, целая куча — у сержанта загорелись глаза.
— Против правой ноги, — трактирщик огладил толстыми пальцами свой протез.
Вир качнул головой, но Бойл выпалил.
— За такое — в придачу с корешком отдам! — он хлопнул себя ниже живота. — Три броска. Ну-ка!
Трактирщик пошептал над кружкой. Усердно потряс, крякнул и перевернул.
На костях — единицы.
Бойл зашелся кудахтаньем.
— Песьи глаза! Правила знаешь? Лакай!
Хозяин плеснул из кружки пива прямо на стол. Наклонив голову, начал слизывать лужицу языком.
— А, ну! — подбадривал Бойл. — Теперь давай кости, мой черед!
— Остановись, дурак, — едва слышно пробормотал Вир. Следующую минуту он провел в пустоте, перебирал в памяти, чем можно пожертвовать. Была одна мысль — тонкая как лезвие серпа, на случай проигрыша. Когда очнулся от раздумий, Бойл уже сидел, опустив голову, будто шея не держала.
Шут перехватил взгляд Вира и кинул кости рукой монаха — будто в бездну.
Четыре и три.
Вир выбросил две тройки.
Улыбка Шута блуждала по лицам людей, застывших вокруг стола. На столе — пятерка и шестерка.
Вир выбросил шестерки.
Звоном цепи Шут начал последний, третий раунд. Шестерки.
Вир потряс кулаком. Один шанс.
Шестерки.
Тишина повисла, как висельник в петле.
— Ничья. Так что же? Остаетесь при своих, или каждый забирает выигрыш? — хрипло спросил трактирщик.
— Каждый забирает, — прошептал Вир.
Протянув руку, он до хруста сжал в ладони костяное перо, представляя в этот момент, как ломаются позвонки Крешника. Самое поганое воспоминание в жизни, пусть подавится.
Шут не подавился, лишь удовлетворенно кивнул всеми головами сразу.
Бутылка вырвалась из ослабевших пальцев сержанта, грохнулась о каменные ступени — и иллюзия разлетелась на тысячи осколков.
Глава 11
Лестница вывела отряд на пятый уровень тюрьмы. Сержант неловко подобрал упавший фонарь, постукивая ножным протезом.
— Где ногу потерял, служивый? — тихо спросил Вир.
— Уж быльем поросло, — махнул рукой Бойл. — Когда герцог Дрейкфорд еще регентом был. Пехотная, славная рубка. Эх-х…
Позади — возня, выкрики, угрозы. Гвардейцы — все пятеро разом — выволокли на свет увальня в куртке с бляхами и шпагой на бедре.
— Ополоумели? Быстро убрали руки, свиньи!
— Что за фрукт? — спросил Бойл.
— Видать, один из заключенных, — ответил солдат. — Пристроился позади, думал — не заметим. Шпагу где-то спер, стерва.
— Ну-ка, в ремни его! — приказал сержант. — Буйный.
Человек от возмущения изошел на визг.
— Я — Дариан Мортен, капитан охраны герцога Дрейкфорда! Всех сгною, суки!
Балансируя на протезе, Бойл наотмашь залепил по холеному лицу железной перчаткой.
Хотел добавить, но Вир удержал.
— Погоди, сержант…
Он с трудом подбирал слова. Затасканные в памяти воспоминания об утрате — плоть и кровь — отчего-то казались чужими. Отстраненными. Но один образ — выжженный сплавом ненависти, страданий и гнева — был четким. Более реальным, чем набалдашник трости в ладони.
Вир собрался, начал медленно, со скрытой угрозой в голосе.
— Недавно мне встречался один человек. Рыжий, подкрученные усы. Хитрый взгляд, повадки бывалого моряка. Ответь, почему он представился твоим именем?
— Пес его знает, — Бойл отвел глаза. — Это Ларс, по прозвищу Китобой. Дела у нас… были.
— Где его найти?
— А зачем надо? Натворил чего?
Вир одним движением приставил острие серпа к шее сержанта.
— Последний раз — где найти главаря наемников, Ларса Китобоя?
Глаза Бойла расширились.
— Каких наемников?! Сбрендили… кх-х, — он поперхнулся, струйка крови сбежала за шиворот. — В Оловянном Горшке ром хлещет. При деньгах. Спроси Лили.
Вир убрал оружие.
— Забирай солдат, возвращайтесь. Дальше — наше дело. Оставь ключи и свет.
Сержант злобно дернуй рукой и заковылял к лестнице. Следом гвардейцы поволокли пленного.
Вир пробормотал, себе под нос.
— Китобой был на расстоянии вытянутой руки, там, в университете, — его пальцы растерянно теребили набалдашник трости. — Почему я не сделал, что должен?..
— Не сделал — что? — Тео подобрал оставленный солдатами фонарь, повесил на пояс связку ключей.
— Не бери в голову. Это личное? — Вир остановил взгляд на бусы в его руках. — Тео, ты ничего странного не заметил?
— Заметил, — покачал головой медиум. — Ты только что едва не отрезал голову нашему провожатому. Не сказать, что я сильно удивлен…
— Ладно, забудь.
— Как скажешь, тогда пойдем. Какая камера?
Камера триста семнадцать оказалась открыта — дверь болталась на одной петле, как сломанная челюсть. Ворсаец лежал на каменном ложе, его стеклянный взгляд обозревал своды темницы. Ни ран, ни следов борьбы — лишь тонкая струйка засохшей пены у рта.
Тео прятал нос в рукаве.
— Изрядно протух, однако.
Вир согласился.
— С неделю лежит. Чертов маркиз…
— Он мог и не знать, — резонно заметил Тео. — Люди Дрейкфорда могли сохранить сей факт в тайне.
— И один паразит прячет кости от другого, а мы тут ползаем в дерьме, — Вир крепко выругался на лейтарском. — Хуже бесов, право слово!
— Погоди, — Тео склонился над телом. — А это уже интересно.
— Что там?
— Еще до смерти, разум шамана был… вспахан, — янтарные четки издали тихий, словно жалостный, звон. — Чужая воля прошлась по извилинам, будто плугом. Кто-то посеял мысль, полил страхом и… она проросла признательным
