Амурская соната Чёрного Дракона - Алексей Ветров
Они вынырнули. Воздух встретил их разгорячёнными ладонями. Луна сместилась – её отражение в воде теперь стояло правее. Алые глаза остались на месте, но стали тусклее – как две точки киновари, слегка размазанные пальцем. Марина легла ладонями на борт – дерево было тёплым, как тело, – и рассмеялась коротко, с хрипотцой, почти рывком. Она смеялась не от веселья – от того самого «мы живые».
– Ты увидела её, – сказал Максим, не спрашивая.
– Да, – Марина вытерла глаза тыльной стороной руки – мокрая кожа, соль, запах лотоса, – и связала несвязно два слова: – Она живая.
– Это главное, – он кивнул. – Остальное – дороги.
Они сидели в лодке, пока луна медленно, почти незаметно перемещалась по своему невидимому кругу. Дракон на носу впитывал влагу. Каменные львы на берегу стояли, как стояли. Где‑то вдоль набережной прошёл человек – одинокий, быстрый шаг, – и не заметил их. Мир не перестал быть обычным. Просто обычность теперь держалась на другой оси.
– Слушай, – сказал Максим тихо, – когда пойдём туда второй раз по полной, будет торг. Река спросит: «Что оставишь?» Ты можешь назвать что‑то из того, что можешь отдать. Нельзя отдавать другого человека. Нельзя отдавать чужую память. Можно – имя, можно – страх, можно – часть времени. Или… музыку.
– Музыку? – Марина засмеялась снова, уже мягче. – Хорошую?
– Ту, что ты в себе носишь. Иногда реки просят звучание. Они потом долго им дышат весной, когда лёд сходит. Это похоже на то, как чай настаивают в хороший глиняный чайник: глина помнит вкус. Вода – тоже. Подумай.
Марина не ответила сразу. Она прислушалась к себе. Там, внутри, где обычно живут сомнения и размеренные планы на завтра, сейчас шёл другой разговор – шёпот, похожий на шуршание тростника. «Музыка – это то, чем я и есть», – сказала она себе, и следом пришло: «Лиза – то, для чего я есть». На весах, которые никогда не придумывали для матерей, стрелка дрогнула и встала.
– Если потребуется, – сказала она, – я оставлю в воде тишину между нотами. Остальное… забрать не получится.
Максим впервые за эту ночь улыбнулся так, что его лицо стало не «водным», а человечным, тёплым.
– Это хорошая сделка, – сказал он. – Река любит честных.
Он аккуратно завернул Камень в ткань, стянул узел «бао» и спрятал свёрток под лавку. Встал, протянул ей руку – тёплую, сухую, как будто и не оставалась она только что в ледяной памяти. Они сошли на пристань. Поверхность досок запомнила следы – тёмные отпечатки подошв, похожие на иероглифы. Лев на кромке моргнул – или просто капля с его лба упала – и тень от его головы стала короче.
– Встретимся здесь завтра в ту же лунную фазу, – сказал Максим. – Но, если услышишь зов до – не отвечай. Пусть он пролежит в тебе, как чай первое заваривание. Второй настой будет вернее.
– Хорошо, – Марина запрокинула голову и посмотрела на луну. Та стояла в таком положении, будто кто‑то подвесил её за невидимую ниточку, зацепив за край. В воде, рядом с её отражением, два алых глаза стали менее явными, как если бы их рисовали на мокрой бумаге.
Она шла по набережной – и каждый шаг отдавался в теле ровной волной. Плечи согрелись, пальцы начали слушаться, сердце вошло в новый размер – не четыре четверти, не три восьмых, а что‑то речное, упрямое. Марина думала о Лизе – не в прошедшем, не в будущем, а здесь и теперь: «Ты есть. Я иду». Ветерок наконец‑то коснулся щёки – лёгкий, как кисть с тушью, когда рисуют ус дракона последним штрихом.
Город на миг показался прозрачным – ведьмацкая иллюзия или усталость – неважно. Сквозь стены домов проступали жилы труб, по ним текла далеко не только горячая вода. На перекрёстке фонарь моргнул – и на асфальте на секунду вспыхнул узор стрелок, знакомый по дну. Башня. Мост. Лодка. Профиль. Всё было тут же, просто сдвинуто на пол‑шага в сторону – в ту самую тонкую плёнку мира, которую они ночами сдвигали.
– Мы вернём её, – сказала Марина вслух. Никто не ответил. Но из‑под мостовых плит пошёл едва слышный звон, как издалека, как из воды – и Камень, запрятанный под лавкой на пристани, наверняка тоже отозвался. Потому что истории такого рода любят точные рифмы.
За спиной у неё река еще раз глухо ударила в сваи, голосом старого гонга позвала кто‑то ещё – не их, не сейчас. И два алых глаза в отражении луны чуть тронулись, сместились на толщину волоса – будто признавали: ход сделан, теперь ответ за ними.
Глава 9. Цена правды
Зеркальный Хабаровск спал наполовину.
Его улицы были залиты мягким светом фонарей, но за каждым углом могла притаиться тень. После глубин реки Марине казалось, что воздух здесь гуще, чем прежде. Она всё ещё ощущала влагу на коже, хотя одежда давно высохла, а в ушах стоял глухой отголосок водяного гула.
Максим шёл впереди, в руках он нёс свёрток, обмотанный тонким шёлком, внутри которого лежал Камень Звезды Дракона. Он держал его близко к телу, но даже сквозь ткань Марина видела, как изнутри пробиваются крошечные искры.
– Мы идём прямо к Чжоу Ляну? – спросила она, стараясь, чтобы голос не дрожал.
– Да, – коротко ответил Максим. – Но помни: он возьмёт то, что мы принесли, и не отдаст лишнего. Нам нужно быть готовыми.
– Готовыми к чему?
– К тому, что он попытается оставить Камень себе.
Дом Посредника выглядел так же, как и прежде, но теперь каменные львы у входа казались более настороженными. Лунный свет делал их глаза влажными, и Марина невольно подумала, что они запомнили их утренний приход.
Внутри пахло чаем, свежими мандаринами и лёгким дымом сандала. Масляные лампы отбрасывали золотистые круги света, на стенах снова висели свитки с тушевыми горами и туманами. Но на этот раз в комнате было больше людей. По обе стороны от трона Чжоу
