Светлые века - Йен Р. Маклауд
– И теперь вы оба снова здесь, – сказала она наконец, – к тому же выглядите почти как пара. Но это на тебя не похоже, верно, Робби? И на тебя тоже, Анна. Джордж в тюрьме, в Лондоне бардак, я выхожу замуж – и почему-то сомневаюсь, что вы приехали сюда только для того, чтобы отпраздновать. Я пыталась или делала вид, что пытаюсь узнать немного о том, кто ты такая и откуда на самом деле родом, Анна. Но стоит уважать чужие тайны, да? – Она закурила еще одну сигарету и затушила старую в хрустальной пепельнице, которую держала в складках ткани на коленях. Гаснущие искры отразились на ее ожерелье из шептемм. – Чего же вы хотите? Я имею в виду, на самом деле…
– Здесь нет никакой тайны, Сэди, – начал я. – Мы здесь просто потому, что…
– Нет! – перебила Анна.
Платье Сэди зашуршало громче обычного.
– Нет. – Анна смотрела на нас обоих. Если не считать двух красных пятен на щеках и синюшного оттенка губ, ее лицо было совершенно белым. – Я устала от лжи. Мы должны сказать тебе правду, Сэди. А потом ты решишь, что с ней делать…
Сэди докуривала оставшиеся сигареты, пока Анна рассказывала ей о своем детстве с мистрис Саммертон и о том, как она научилась маленьким хитростям, в которых со временем стала так хороша. Затем последовала школа Сент-Джудс и личина Анны Уинтерс, в которую она сама поверила так же сильно, как все остальные. Но прошлое преследовало ее. Вот почему она здесь, вот почему… В этот момент я, отбросив всякую осторожность, начал собственное повествование о первом визите в Редхаус и встрече с Анной, которая тогда была Аннализой, и о том, как наши пути разошлись и сошлись здесь, в Лондоне и Брейсбридже. Наши судьбы сплетались прямо сейчас, пока мы сидели в освещенной камином комнате, и в конце концов настал черед поведать про эксперимент с халцедоном, смерти наших матерей, грандмастера Харрата, человека, который когда-то был Эдвардом Дерри, Боудли-Смартах, работающие вхолостую двигатели Брейсбриджа, утрату эфира – и, наконец, про ключевую роль ее отца во всей этой катавасии.
Свет камина то разгорался, то угасал. Сэди смотрела на нас.
– Что из этого вы можете доказать?
Анна на мгновение задумалась.
– Большую часть.
– Моя свадьба… неудивительно, что это так важно, если наша гильдия на самом деле обанкротилась! И вы знаете, что произойдет, если это всплывет наружу, – но ведь именно поэтому вы здесь, не так ли? Вот почему вы пытались попасть в Поворотную башню…
– Мы пытаемся приблизить Лучший век, Сэди.
– Или разрушить мою гильдию – разве это не так с моей точки зрения, Робби?
У меня закончились слова. Сэди была права. Теперь, как и говорила Анна, ей предстояло сделать выбор.
– Знаете, мой отец… – в конце концов проговорила Сэди. – Он неплохой человек. Если он сделал что-то дурное, если пострадали люди, значит, у него были на то причины. К тому же веские, и все случилось так давно. Ты сам сказал, что эксперимент с халцедоном провалился – то есть никто не хотел, чтобы случилось то, что случилось. Ты говоришь о моем отце, Робби, будто он дьявол во плоти. Он не такой. А ложная отчетность фабрики – разве это преступление, поступать таким образом, чтобы люди в родном городе были здоровы и счастливы? В твоих устах все звучит слишком просто – лишь человек, который прожил жизнь вне гильдий, может так говорить. Вот скажи, откуда взялось заклинание в халцедоне? Ты действительно думаешь, что, ткнув пальцем в моего папу, доберешься до самой сути?
Я ничего не сказал. Всю свою жизнь – или, как теперь казалось, большую ее часть – я искал своего теньмастера. И я знал, что не позволю Сэди с ее двусмысленными речами отнять его у меня.
– Анна, вообрази, что окажешься по соседству с монстрами в Сент-Блейтсе – ты, такая милая и прелестная? Что произойдет, если я попытаюсь дернуть вон за ту сонетку и позвать охранников? – Сэди покачала головой, проверила содержимое пустой пачки из-под сигарет и швырнула ее в огонь. – Как ты поступишь, Анна? И насколько сильно ты постараешься остановить меня, Роберт? У тебя хватит духу убить человека? – Медленно, с трудом и громким шорохом, она встала. Коснулась ожерелья из шептемм. – Насколько сильно ты хочешь этого, Роберт, – чего бы ты на самом деле ни хотел? Потому что тебе нужна не Анна и уж точно не я, и ничто и никто другой в этом доме или в Лондоне… – Она медленно направилась к сонетке с кисточкой, а потом, сердито скривив губы, дернула нить на шее. Одна из шептемм блеснула у нее на ладони и со стуком упала на низкий столик.
– Сэди, я…
– Не благодари меня, мастер Роберт! Ничего не говори! Я делаю это не по причинам, которыми стоит гордиться, и не из-за ваших гребаных граждан – я так поступаю, потому что грандмистрис Сара Пассингтон – закоренелая эгоистка.
Она унеслась из комнаты, словно белая метель.
Этот фокус известен многим гильдейцам. Мы, дети Кони-Маунда, собирались на краю какой-нибудь стройки или у дверей литейного цеха, который летом превращался в настоящее пекло, и ждали, когда какому-нибудь штукатуру или железчику достаточно наскучит работа, чтобы немного нас развлечь, пока бригадир не видит. Гильдеец брал опилки или стружку из банки или чаши, а еще полгорсти сухой земли, плевал, месил, творил что-то маленькое, аккуратное, твердое своими большими проворными руками, не переставая бормотать загадочные слова. Затем с театральным жестом – ну-ка, ребята! – нам показывали собачку, цветок или, если хватало смелости, обнаженный женский торс. Иногда позволяли потрогать штуковины, которые казались легкими, горячими и колючими. Частенько творцу приходилось объяснять, что собой представляет творение, но я все равно был заворожен, и самая интересная часть представления приходилась на конец, когда гильдеец отбирал у нас игрушку, вновь прятал в ладонях и дул, словно на уголек из костра. Фьють! Мастер разводил ладони и смеялся, а нам, детям, оставалось лишь чихать в облаке бесплодной пыли.
Из чего-то в ничто. Дуновение воздуха, шелест заклинания – и распад, разрушение. Вот чем были для меня тот числобус и гильдии Англии в то Рождество
