Ночная охота - Александра Кристо
Их глаза краснели и взрывались прямо в черепах.
Мой взгляд помутился, но, поскольку мы с Тристаном и Силлианом стояли позади Имеры, нам повезло оказаться в стороне от основной зоны поражения.
Одним ударом она истребила треть освобожденных воинов.
«Сайлас!» – мысленно прокричала я.
Мне нужно было попасть к нему, пока Богиня Дня не собрала силы для второго удара.
Я стала пробираться к нему, но Исорропия неожиданно преградила мне путь, грозно зарычав.
– Наконец мы сразимся один на один, – прохрипела она.
Я нахмурилась, до меня не сразу дошел истинный смысл ее слов. Имера намеренно сдерживала Сайласа и остальных достаточно долго, чтобы Богиня успела самостоятельно прикончить меня.
– Пошла прочь от нее! – завопил Тристан.
Он бросился поперек пути Исорропии, но она ожидаемо оказалась на порядок быстрее, чем он. Богиня лишь щелкнула пальцами, словно отгоняя муху, и Тристан с Силлианом упали на колени.
Они схватились за шеи, лишившись возможности дышать.
– Что ты делаешь? – закричала я. – Остановись!
Исорропия отмахнулась:
– Мне нет дела до расходного материала.
– А до чего тебе вообще есть дело? Точно не до твоих детей и всего мира.
Богиня Баланса промолчала.
Она глядела то на мертвого Скотади, то на еще живую Имеру, изо всех сил противостоявшую воинам.
На Тьму и День, с которыми она соседствовала тясячелетиями.
Исорропия только вздохнула.
А потом рванулась вперед.
Я приготовилась упасть на пол под натиском Богини, но вместо этого она прыгнула через меня.
Внутрь меня.
Мелькнула вспышка ослепительного красного цвета, и я подумала, что мои глаза залило кровью.
Я закричала и отпрянула.
Когда я открыла глаза, я очутилась в совсем другом месте. Стены темницы растворились, а Сайлас и его брат с сестрами исчезли.
Вокруг была зияющая пустота, и я кружила в самом центре.
– Что это? – оторопела я.
Хохот Исорропии эхом разлетелся в пространстве, отражаясь от чернеющих стен жуткого пространства.
– Возможно, ты умираешь.
– Это обман, – закричала я. – Иллюзия!
Исорропия, выплывая из ниоткуда, приближалась.
– Да ты ведь у нас знаток иллюзий, – хихикнула она. – Проверим, какая из них твоя любимая.
Пустота сместилась, и из темноты возник Сайлас.
– Сайлас! – позвала я, бросившись к нему.
Сердце наполнилось облегчением, когда я обхватила его руками.
– Исорропия заперла нас в какой-то иллюзии, и…
Я осеклась, заметив в его глазах мерцание, которого никогда раньше там не было. Тот глубокий серый оттенок, отпечаток зимних ночей, был темнее обычного.
Я отстранилась, отступая.
Это не Сайлас. А Эйон. И различия очевидны.
– Я знаю, что сделала моя мать, – сказал молодой Бог.
Его голос был холодным и отстраненным.
Он грубым движением ослабил галстук.
– Знаю, потому что это я попросил ее. Я ведь верен своей семье, она для меня превыше всего.
Я прищурилась.
– Ты не он, – возразила я, пятясь.
Он выгнул бровь. Слишком резко, слишком жестоко.
– Да ну?
Я стиснула зубы, наблюдая, как заколдованный Эйон подступает ко мне.
– Я доверяю Сайласу, – сказала я.
После всего, что случилось, я чувствовала сердцем, что он не навредит мне, а я – ему. Две родственные души – кем бы мы ни были до нашего приключения, мы сильно изменились.
Теперь он стал моим, а я – его, и ничто на свете не могло поколебать мою уверенность.
– Тебе меня не напугать, – возразила я Богу. – В отличие от тебя, мне известно, где настоящее сердце Сайласа. Имера способна лишь удерживать его какое-то время. Но он обязательно придет за мной, и тогда…
– С Эйоном будет покончено, – заговорил он голосом Исорропии, будто имя ее сына было проклятием. – Как и в прошлый раз. Он все равно не отыщет меня здесь. Я внутри тебя, маленький Нефас. И очень глубоко. Единственный способ убить меня – это прикончить и тебя.
– Тогда прекрати прятаться за маской сына, и покончим с этим!
Заколдованный Эйон завыл, с его губ сорвалось что-то вроде крика банши.
– Так заберемся же еще глубже, – сказала она. – На самое дно.
Эйон исчез в облаке дыма, и на смену ему пришли крики.
Всхлипывания моей матери в день ее гибели. Тогда она молила меня бежать, но на этот раз просила спасти ее.
«Прошу, Атия, – молила она. – Не убегай, не оставляй нас умирать!»
«Атия! – вопил отец. – Во имя Богов, спаси нас!»
Я обмерла, когда их тела возникли передо мной, окровавленные и изуродованные.
«Пожалуйста, – кричал призрак матери. – Не уходи!»
Из ее рта выползли крошечные насекомые. Я вскрикнула, когда они проползли по ее губе и шлепнулись мне на ногу.
Я попыталась отскочить, но проворные твари устремились вверх по рукам, а затем в складки шеи, целясь прямо мне в уши.
– К-как ты это делаешь? – заикаясь, процедила я.
– Я Баланс, – голос Исорропии эхом разошелся вокруг меня, спокойный, как никогда. – Я присутствую во всем, даже в таких ничтожных созданиях, как ты.
Ничтожная.
Это слово прожгло меня своей несправедливостью.
Я не ничтожная.
Будь я такой, Богиня бы не пыталась меня убить.
– Довольно! – прокричала я. – Я и так знаю, что мои родители мертвы!
Я с болью произнесла эти слова, но стоило мне преодолеть себя, как голос затих.
Тела матери и отца исчезли в мерцании.
– А ты знаешь, чья это вина?
Голос принадлежал отцу.
Он показался из темноты, и рядом с ним шла моя мать.
– Атия, – сказал он.
При виде их обоих у меня перехватило дыхание. Родители были так близко, что я могла вытянуть руку и дотронуться до них.
– Отец, – я едва не задыхалась от волнения. Я жаждала произнести это вслух со своих четырнадцати лет. – Мама.
– Мы здесь, – сказал он.
И дал мне пощечину.
Я с силой ударилась об пол. От боли зрение частично затуманилось, а перед глазами заплясали черные точки.
– Думала, мы не вернемся, чтобы добиться справедливости за то, что ты сделала? – спросил он. – Ты оставила нас умирать, Атия. После того как из-за тебя нас поймали, ты сбежала.
Я с трудом хватала ртом воздух, мои губы дрожали от нечестного обвинения.
«Тебя не в чем винить», – сказала я самой себе.
Но тихий голосок в моем сознании, слишко твердый и зазубренный, чтобы быть моим, прошептал: «Ты уверена?»
– Вина – странная штука, – сказала моя мать, глядя на меня сверху вниз. Я сжимала кулаки, продолжая сидеть на земле.
Ее голос был точно таким, каким я его помнила.
Идеальной копией ее убаюкивающей интонации.
Мне до боли хотелось в последний раз услышать ее пение.
– Вина приходит лишь
