Ночная охота - Александра Кристо

Он взмахнул оружием в воздухе, высвобождая его так быстро, что я едва успел нырнуть вниз, уворачиваясь от удара.
Железный шар угодил в стену за нашими спинами.
И тогда я услышал громогласный голос Тентоса.
– Нет! – закричал он.
Я обернулся, увидев, как он прыгнул вперед как раз в тот момент, когда наша мать Имера вонзила топор в спину Кайны.
А потом вырвала его и ударила второй раз.
И третий.
Кайна упала, выпучив глаза. По ее щекам градом катились слезы.
Кровь была повсюду.
Тентос застыл в паре шагов от тела сестры. Было слишком поздно спасать ее от нашей матери, гогочущей во весь голос.
– Все наши дети – сплошное разочарование, – изрек отец, глядя на бездыханное тело Кайны. – И все вы здесь умрете.
Он увернулся, когда одна из стрел Фирии полетела в него.
– Промазала, – с упреком сказал он. – Глупая девчонка.
Я ринулся вперед, но его руки метнулись с ловкостью хлыста, и Атия, миг назад находившаяся в другой части комнаты, вдруг очутилась в его руках.
Я застыл, увидев, как он с силой прижал ее к груди, приставив острый конец локтя к горлу.
– Ты правда думаешь, что вам удастся нас превзойти? – спросил он.
– Отпусти ее, – потребовал я. Мой голос прозвучал столь же мрачно, как и его собственный.
– А не то ты попытаешься меня убить?
Я вырвал утреннюю звезду Лахи из стены:
– А не то я в этом преуспею.
– Просто сделай это, Сайлас! – закричала Атия, тщетно пытаясь вырваться из хватки моего отца. – Прикончи его!
Но я не мог. Только не с ней на моем пути.
Я не стану рисковать и наносить Атии еще больший вред. Она единственная во всем мире придавала моей жизни смысл.
Скотади лишь крепче сжал ее.
– Это вечно будет на твоей совести, – сказал он. – Гибель целой расы, и все из-за тебя. Интересно, что…
Одно движение, и череп отца пронзила пламенная стрела.
Я обернулся и увидел Фирию с луком в руках.
– На этот раз я не промазала, – произнесла она.
Отец рухнул на колени. Стрела пробила его череп насквозь. Лицо полыхало огнем.
Тентос бросился к нему, вновь замахиваясь косой.
– За Кайну! – выкрикнул он.
Не успел Скотади и глазом моргнуть, раскрыв рот в жалкой гримасе, как коса Тентоса полоснула по его горлу, положив конец этой битве.
Голова Бога Тьмы упала на пол.
Я подавил малую толику печали, остававшуюся во мне. Тот, кто был моим отцом, пал жертвой собственных жадности и властолюбия. На миг все замерло, наше оружие зависло в воздухе и тишина распространилась по темнице. И вот туловище поверженного Бога вздрогнуло.
Изнутри показалась тень – копия его, – и тело превратилось в обыкновенный дым. Он пробился через решетчатое окно, согнул железные прутья и, устремляясь в ночь, утек в потемневшее небо.
Осталась только отрубленная голова с распахнутым перед смертью ртом. Но и она через пару секунд превратилась в тени, отпечатавшиеся на камне. Бог Тьмы умер. Он снова стал бесформенной материей, которой уже был во времена до своих злодеяний.
– Убийцы!
Крики матери сотрясли мир.
– Атия! – позвал я, больше ни разу не взглянув на тело отца. – Достань шары! Нужно их все разбить!
Она поспешила к ним.
Когда Имера и Исорропия обступили Атию в попытках ей помешать, мы с сестрами и братом вновь взялись за оружие. Косы и ножи, стрелы и утренние звезды. Мы набросились на обеих матерей, продолжая кровавую бойню, чтобы дать Атии драгоценное время на освобождение полчища заточенных воинов.
40
Атия
Песня матери была создана для танца.
Она намурлыкивала ее всякий раз, когда влажное розовое солнце проникало в мое окно с утра, и вновь на вечерней заре, когда оно садилось, заливая все оранжевой дымкой, игравшей на ее щеках. То были драгоценные мгновения смеха, сотканные из поцокивания языком и уютного гудения.
Мама всегда улыбалась, стоило печальной мелодии вспорхнуть с ее губ и пронестись по воздуху летним ветерком.
Она была счастлива, когда пела ее.
И свободна.
Тристан и Силлиан считали, что все просто: надо приложить лепестки к шарам и произнести нужные слова. Именно так велел сделать Сайлас.
Вот только это были не просто слова. Между ними возникала гармония, гораздо более сложнодостижимая, чем могло показаться на первый взгляд. Я думаю, это был один из тех языков, что никогда не использовались в мире людей.
Симфония звуков, подражавшая голосам целого мира со всеми его чудесами. И каждая нотка этой мелодии в хаотичной красоте танцевала в моей памяти.
Я бросила лепестки в воздух, и десятки ирисов вспорхнули с моих рук.
На миг они воспарили бабочками, трепеща и разлетаясь по каменной темнице. Часть приземлилась на шары, другие опустились на пол рядом. Но стоило мне начать петь, как все они затрепетали.
Я позволила маминой музыке вырваться наружу, заполняя пещеру.
Боги замерли, наблюдая, как лепестки вихрем поднимаются с земли.
Тристан с Силлианом также запустили свои, и они как магниты притянулись к шарам, быстро прильнув к стеклу.
Сначала по гладкой поверхности пробежали трещины. А потом они начали лопаться.
Со стен полетели осколки стекла. Они были столь малы, что рассыпались в пыль у наших ног. Через пару мгновений за ними последовали души. Вокруг творилось какое-то безумие. Потоки бело-голубого света ударялись о стены, гремучая смесь гнева с их общей радостью физически ощущалась в воздухе, когда они проносились рядом.
Посреди этого хаоса наши с Сайласом глаза встретились.
Теплое сияние, исходившее от него, было как маяк. Щеки Сайласа раскраснелись, а костюм покрылся кровью и грязью – он впервые предстал передо мной в таком виде.
Он выглядел как знакомый мне Сайлас, но одновременно был кем-то другим. Кем-то новым.
– Глупое дитя! – закричала Богиня Дня. – Ты понятия не имеешь, кого выпустила.
Я улыбнулась.
Вокруг нас больше не осталось шаров.
Рядом стояли воины. Монстры. Полные ярости.
Чудовища, мертвые и живые, скалили зубы. Души то проявлялись, то исчезали в пространстве. Те, кого Боги поймали еще живыми, сжимали кулаки после столь долгих лет бесформенного существования.
– Вы не сможете победить, – сообщил Сайлас, обращаясь к своим матерям. – Мы превосходим вас числом.
– Но мы Боги, – ответила Имера.
Сайлас указал на своих братьев и сестер:
– Как и мы.
– Но ненадолго.
Из рук Имеры заструился свет. Поначалу ее ладони источали приятное сияние, но стоило рукам дернуться вперед, как оно превратилось в обжигающий белый поток.
Он был ярче, чем любое солнце или звезда.
Освобожденные монстры вооружились.
Имера расхохоталась.