Царство Сибирское - Роман Феликсович Путилов
— Это Шиян Гу, повелитель…- повернулся ко мне Ринчинов, выслушав гневную речь китайского чиновника, чья одежда была в некотором беспорядке — пыльная спина и пара небольших дырок на рукаве, после чего хладнокровно продолжил переводить: — И он спрашивает, осознаешь ли ты последствия своего… нечестного нападения на подданных Срединной Империи?
— Передай этому человеку, что если услышу от него еще хоть одно дерзкое слово, то я сотру в порошок их жалкий поселок вместе с обитателями. Две недели назад в китайском городе, расположенном южнее на две тысячи ли отсюда на меня напали китайские солдаты и завладели моей шу… моим имуществом. Я был один и был вынужден отступить. За это подлое нападение я решил наказать Китай и забрать у него внешнюю Монголию. У вас есть три дня, чтобы собрать все свое имущество, солдат и своих подданных, после чего уйти на Юг. Граница Монголии будет проходить как раз по южной окраине городка, где ваши солдаты захватили мою шу… мое имущество.
Выслушав перевод, китайский чиновник тяжело вздохнул, и опустив глаза начал отвечать:
— Вы конечно можете казнить меня, но моя смерть ничего не изменит. Чтобы вы не сделали, летом сюда придут сто тысяч воинов Срединной империи и не оставят здесь ничего живого. А еще сто тысяч воинов пойдут в то место, откуда пришли вы, и произойдет тоже самое — живых там никого не оставят.
— Ну что же…- я встал со стула: — Переговоры переносятся на завтра. В десять часов утра жду тебя здесь, оденься потеплее…
Внешняя Монголия.
Урга. Полевая ставка Великого князя.
Утром у порога моего шатра, как будто кот принес добычу хозяину, стрелки, охранявшие ставку и базу, выложили два десятка трупов смельчаков, что пытались проникнуть туда, куда лезть не стоило.
Были тут и китайцы, и монголы, видимо, не все были согласны с установлением над местными землями моего протектората, согласие на который подписал вчера вечером новый правитель Монголии Собу-хан, который все-же налег на арифметику и выдал мне цифру в пять тысяч воинов.
Я посетовал, что измельчали ныне монгольские правители, что во время седой старины измеряли свои отряды десятками тысяч, но принял его цифры к сведению, обязав быть готовыми выступить через три дня.
Китайского же чиновника, что дисциплинированно прибыл к десяти часам утра, на новый раунд переговоров, я дал команду одеть в тулуп и монгольский малахай, запихнуть в транспортный контейнер, что закреплялся на крыле аэроплана, сбоку от фюзеляжа, после чего взлетел и направил свой самолет в сторону Пекина.
Полет на крейсерской скорости до столицы Срединной империи проходил вполне штатно, если не считать, надоевшее мне, заунывное пение моего переводчика, что доносилось из задней кабины аэроплана, и периодических криков китайского чиновника, что иногда высовывал голову из контейнера, кричал, после чего прятался обратно, как робкая черепашка в панцирь.
Бомбы я сбросил на Полуденные ворота Запретного города, после чего покружился вокруг воздушного шара, что висел над Пекином на высоте около двухсот метров, до полусмерти напугав местного летуна, что сидел в плетеной корзине, после этого повел аэроплан на посадку.
Аэроплан приземлился на дорогу, заставив местных обывателей искать спасения в рисовых чеках, расположенных слева и справа от дороги. Как только пропеллер перестал крутится, я выскочил из кабины и извлек, бледного, как полотно, китайца из контейнера.
— Держи…- я сунул в руку, стоящего как истукан, чиновника, свиток своего письма: — Видишь?
Увидев дым над крышами Запретного города, чиновник упал без чувств, пришлось лить ему на лицо вонючую воду с рисовой плантации.
— Пришел в себя? Молодец. Сейчас отправляешься в Запретный дворец и передаешь мое послание вашему правительству. Через пять дней я прилечу сюда снова, буду ждать тебя с ответом. Я тут написал, но передай и на словах, что я буду ждать именно тебя. Если тебе случайно сдерут кожу или еще что-то случится, и ты не придешь с ответом, от императорского дворца не останется ни одного целого камня. Так дворцовым евнухам и передай. Все, иди.
Все это невозмутимо переводил толмач Ринчинов, одновременно справляя малую нужду в мутную воду рисового чека.
Чиновник, глядя на нас круглыми, как плошки глазами, сжал в руках свиток послания, и, на негнущихся ногах, пошел в сторону столпившихся в отдалении крестьян.
— Готов? — я похлопал бурята по плечу: — Давай, залазь в кабину, надо взлетать. Потом, где ни будь, в безлюдном месте ноги разомнем. Нам предстояло семь часов обратного полета, если не будет никаких неожиданностей. А улететь я собрался побыстрее потому, что местные рисоводы и прочие прохожие как-то нехорошо стали к нам подкрадываться, сжимая в руках мотыги и прочие лопаты, а кто-то стал подбирать с земли какие-то камни или комья грязи. Я сунул в густую траву маленькую фигуру богини Макоши, вознес ей искреннюю благодарность и вскочив в кабину аэроплана, запустил двигатель.
Теперь для полета суда мне не нужна карта или штурман. Маленькая фигура моей божественной покровительницы будет служить мне, как путеводная звезда. Вообще, на контролируемой мной территории сейчас наблюдается просто бум популярности этой божественной сущности, который порождает усиление мощи самой богини. Каждая новая область, где появляются истуканы с женским ликом, в каждом новом доме, где в «красном углу» стоит маленькая женская фигурка, а обитатели дома обращаются к богине со своими чаяниями, усиливает могущество Макоши, которая одновременно служит моим недремлющим оком, сообщая мне о самых важных происшествиях, самых опасных заговорщиках и предателях.
Бедолага Бородаев Аскольд Трифонович, начальник моей контрразведки уже плешь проел, пытаясь понять, где квотируются его коллеги из загадочной параллельной службы, но найти их следов пока не может. Конечно, в одиночку я способен получать сообщения только о самых важных событиях, но я храню эту тайну, так как ее раскрытие лишит меня важнейшего преимущества. Ну а пока, я улетел, а маленькая фигурка осталась в густой траве, зорко наблюдая за окрестностями своими незрячими глазами.
Окрестности Пекина. Проселочная дорога. Пятью днями позже.
Повторный визит в китайскую столицу несколько отличался от первого. Я четко вышел на маленькое сиреневое сияние, видимое только мне, которое испускал истукан богини Макоши и, сбросив обороты, стал аккуратно снижаться, двигаясь вдоль неширокой проселочной дороги. Видимо, к нашему визиту готовились дорога была пуста, лишь далеко впереди наблюдалась группа ярко одетых людей. Очевидно, это был комитет
