Былины Окоротья - Егор Андреев
– Ты ждала меня? Даже про Тютюрю знаешь? – удивился воевода, чувствуя, как по спине прополз раздражающе неприятный холодок. – И откель, позволь спросить? Углядела в волшебном зеркале аль в тарелочке с колдовским яблочком? Как ты меня вообще нашла?
Кудесница лукаво улыбнулась.
– Отвечу по порядку, если не возражаешь. Про барчат, которых ты с «Петуха» выгнал, прознать было несложно. Сейчас весь город шумит о том, как Всеволод Никитич – марьгородский витязь по прозванью Степной Волк – Митьку Калыгу застращал так, что он Ипполиту полную шапку серебра отсыпал. Так ли это было?
– Не совсем. Скорее, я воззвал к остаткам его совести. Так что разорился он по доброй воле, – ответил Всеволод, стараясь не придавать значения отчетливо звучащей в голосе морокуньи насмешке.
– Ну а что касается нашей неслучайной встречи, сыскала тебя не я, а мой Ксыр. Он хорошо умеет чуять нужных мне людей, особенно тех, кого отметил Акамир.
Из-за спины колдуньи показался рослый русоволосый парень. Застигнутый врасплох Всеволод от неожиданности сделал шаг назад. Бесшумно выросший как из-под земли молодец был не просто крупным – он был огромным. Невероятно, как такой громила смог укрыться от взгляда воеводы, подкравшись столь незаметно? Необычным было и то, с какой грацией двигался здоровяк. Мускулы, скрытые под беленой косовороткой, плавно перекатывались в такт его шагам, делая спутника ведьмы похожим на изготовившегося к прыжку дикого кота.
Лицо парня под соломенного цвета шевелюрой было абсолютно, до странности бесстрастно. Высокий лоб, ровные палевые брови, голубые глаза, аккуратный нос с горбинкой и гладкий фарфоровый подбородок напоминали красивую, но неживую маску. Еще одной отличительной чертой Ксыра было широкое, похожее на ошейник, ожерелье. Плотно прилегая к коже, оно представляло собой тугой поджерлок из медных цепочек, скрепляющих три неровно ограненных куска обсидиана. Черные как ночь отщепы имели нечеткую форму вытянутых овалов. Блики заката умирающего солнца горели в них, словно глаза дикого зверя. На взгляд Всеволода, смотрелась безделушка чересчур ажурно, совсем по-женски.
Из-под ног воеводы вдруг раздалось протяжное злобное рычание. Пес, ощерив пасть и вздыбив на загривке шерсть, припал к земле и поворачивал морду то к колдунье, то к красавцу-парню. Болезненное безразличие вдруг спало с лица Ксыра. Присев на корточки и невинно, совсем по-детски улыбнувшись, он бесстрашно протянул руку прямо к исходящей пеной пасти пса. Всеволод хотел было его остановить, предостеречь, но не успел. Пес вдруг замолчал, съежился и, поджав хвост, с диким скулежом бросился наутек. Удивленный поведением дворняги, Всеволод не нашел ничего лучше, чем спросить:
– Ксыр? Чудное имя, вроде бы мармарское?
Морокунья непонимающе посмотрела на Всеволода, но потом загадочно улыбнулась.
– Нет, не мармарское. Но ты прав, он… нездешний и не говорит на воле [25], хоть и понимает нашу речь. Немного.
– Ясно. – Всеволод в качестве приветствия коротко кивнул парню, но в ответ получил все тот же отсутствующий взгляд. – Так почто я тебе понадобился, государыня?
– Мне? – Колдунья иронично изогнула бровь. – Это ведь не я поднималась на Лысый холм и досаждала Акамиру, пугая старика княжьим гневом. Не я колотила в дверь алькова и ругалась почем зря. Так что это не тебе, а мне надобно спросить, чем Хоровод может помочь Ярополку?
Всеволод слегка смутился, вспомнив обстоятельства посещения Лысого холма, и обиженно заметил:
– Ежели бы ваш морокун ответил мне сразу по-человечески, вместо того чтобы мазаться всякой дрянью, мне бы не пришлось…
– Акамир не смог бы тебе ответить, даже начни ты его заживо свежевать.
– Он что, немой?
– Можно сказать и так, – уклончиво ответила кудесница. Затем, немного помедлив, продолжила: – Каждый из нас что-то жертвует богам. Иногда это незначительная малость, потери которой ты даже не замечаешь. Иногда что-то ценное, без чего жизнь твоя становится неполной, пустотелой, а иногда… – Ведьма погрустнела и отвела взгляд. – Иногда боги забирают у тебя все без остатка. Тут уж как кости лягут. Единственное, чего они не делают, – так это не уходят без оплаты.
– Я так понимаю, Акамиру не повезло?
– Напротив, он легко отделался. Но полно об этом, лучше расскажи, зачем вам понадобился волхв в Заречье?
– Тут такое дело… мутное, как вода в крепостном рву. Да еще и связанное с карасями.
Отвечая на недоуменный взгляд кудесницы, Всеволод не спеша, обстоятельно рассказал ей о Кузьме по прозвищу Карась и его просьбе. О наставлениях князя. О Скверне. Обо всем, что смог вспомнить и счел важным.
Колдунья слушала не перебивая. Задумчиво теребя кончик косы, она внимала каждому слову воеводы. С течением рассказа Всеволод заметил, как на лицо женщины наползает тень.
Стоящий за ее спиной Ксыр, напротив, оставался безучастным. Расслабившись и опустив плечи, он разглядывал сохнущие на жердях рыбачьи сети отрешенным, равнодушным взглядом. Светло-голубые глаза парня, скрытые за полуопущенными веками, казались совершенно безжизненными.
– Ярополк правильно сделал, что послал тебя на холм, – сказала ворожея, выслушав рассказ.
– Думаешь, эта Скверна – колдовство? Наведенный кем-то черный аводь [26]?
– Может быть, не знаю. Но в одном ты прав. Разбираться следует на месте, так что жди нас завтра. Так и быть, я и Ксыр примкнем к твоему отряду.
– Добро, – кивнул воевода. Несмотря на неприязнь к колдунам, он был рад, что один из них станет прикрывать дружине спину. Да и ворожея эта казалась вроде даже ничего. По сравнению с остальной кудесной братией, встреченной Всеволодом на жизненном пути, его новоявленная знакомая просто излучала радушие. Оставалось выяснить лишь одно…
– Послушай, – Всеволод удержал собиравшуюся уходить женщину, – ты так и не сказала, как тебя зовут?
Колдунья улыбнулась, тепло и непринужденно, став на мгновение похожей на обычную посадскую девушку. Взглянула на Всеволода своими странными глазами, которые сейчас походили на бездонные агатовые омуты, и тихо ответила:
– Зови меня Врасопряхой, воевода.
Все началось, как только последние лучи светила скрылись за выщербленным зубцами гор горизонтом. Горячий студень, накрывший Марь-город, вдруг дрогнул, затрепетал, медленно сползая под легким дуновением ветра. Подвядшая за день трава заколосилась под его гребенкой, как нечесаные космы старика, шевелясь сначала мягко, еле видно, но с каждой секундой колыхаясь все сильнее. И вот уже жесткие порывы низко пригнули ее к земле. Ветер, набирая силу, закачал деревья, зашелестел листвой, подхватывая пыль и мусор с улиц. Хлопая ставнями и трепля пологи над опустевшим торжищем, он с залихватским свистом ворвался в слободу, словно атаман
