Былины Окоротья - Егор Андреев
– Ну, чего тебе? – недружелюбно бросил Всеволод подошедшему Видогосту. Похоже, десятник оказался не единственным, кто встретил утро безрадостно.
– Когда велишь трубить походный, воевода? Уж скоро второй час пойдет, как все готово к переходу, а мы сидим ждем чаво-то, словно жабы на купаве. Али, может, по хатам дружину распускать?
Всеволод сердито хмыкнул.
– Не терпится вернуться на перину? Под теплый бок подружки? Желание понятное, Видогост, вот только неосуществимое. Ежели хотел спокойной жизни и сладкого сна, не стоило в дружину подаваться. Кметам на роду писано днем и ночью княжьи наделы охранять, не спрашивая что, почему да как, – вот и вся недолга. Так что прекращайте ныть и ждите. В путь отправимся, когда нужда в том встанет.
Десятник кивнул и, не стремясь скрыть разочарования, вернулся к своим людям.
Бородатые одетые в кольчуги гриди выжидающе уставились на Видогоста. Каждый из них уже почувствовал плохое настроение начальника и не спешил начинать расспросы. Десятник, тоже не особо торопясь, прошел среди воинов и уселся на канатной бухте. Насупившись, поднял капюшон плаща. Молча завернулся в его полы и сунул руки под мышки. Наконец Вятка – следопыт и бывший самоловщик [27] – не выдержал, спросил:
– Ну, так чаво ж, рядник, мы выходим али как? Ишшо чуток – и рассветет, мастера на стройку пособников погонят. Да и люд попрет: кто на рынок, кто в предместья. На дороге будет ни развернуться, ни вздохнуть.
– Ага, неохота в толчее навоз каблуками месить, – поддержал его Миролюб, отирая рукавом блестящий от росы шишак.
– Дело парни говорят. Пора б уж двинуть, – озвучил общее мнение Илья, самый низкорослый воин из всей десятки. – Али, мож, уж отменился наш поход?
– А вам теплая постелька так и мстится, – огрызнулся Видогост. – Сказано вам: ждите. Значит, ждите. Успеете еще на большаке подметки истоптать. Ежели не вышли сразу-то, значит, на то есть свои резон… – Десятник осекся, сплюнул, оглядел людей и продолжил: – Даже если нам они неведомы. Мы – княжья дружина и исполняем все, что велено. Чинно, верно и всегда. Поэтому ежели было велено ждать – значит, будем ждать. И пусть меня собаки искусают, ежели кто из вас, паскудников, скажет, будто я неправ…
– Вообще-то Видогост прав: пора бы в путь-дорогу. – Всеволод посмотрел на зевающего, сонного Петра и неодобрительно хмыкнул. Княжич, презрев всякий здравый смысл, обрядился в новенький бежевый полукафтан с золочеными кистями на петлицах и такого же цвета сапоги из мягкого сафьяна. Голову юноши покрывала опушенная горностаем рогулька с золотой запоной, украшенной парой ястребиных перьев. Воевода хотел было заметить щеголю, что подобное одеяние уместней бы смотрелось на глядинах, чем в бою, но не стал. В последнее время мальчишка ощетинивался на любые замечания, а начинать поход с пререканий воеводе не хотелось.
– Но ведь Калыга обещал прийти. Негоже, его не дождавшись, в дорогу выступать. Может, погодим еще немного?
– Если хотим добраться засветло до Горелой Засеки – единственного подходящего места для ночевки на зареченской тропе, – то нужно выходить сейчас, – терпеливо пояснил Всеволод, внутренне поминая лихим словом и Тютюрю, и нерешительность княжича. Затем добавил уже мягче: – Пора, Петр. Дорога ждет, да и зареченские люди тоже. Ежели эта Скверна так страшна, как ее Карась малюет, медлить нельзя.
– Хорошо. Выходим, – кивнул княжич, бросив исполненный надежды взгляд на ведущую к Колокшиным воротам улицу. Но затянутая пеленой тумана теснина меж домами оставалась безмолвна и пуста.
Коротко, знаменуя сборы, прогудел сигнальный рог. Два десятка человек с явным облегчением поднялись на ноги. Действуя слаженно и деловито, с уверенностью ветеранов, не раз проделывавших подобные маневры, они разобрали сложенные шалашом сулицы и двухсаженные копья. Закинули на спину щиты и надели шлемы. Гриди собирались неторопливо, без беготни и никому не нужной спешки. Знали, что излишняя суета к хорошему не приведет, а от плохого не отвадит. Гремя оружием и отпуская шуточки, дружинники построились по двое. Пантелей и Видогост обвели быстрым взором воинов и встали во главе десяток.
– Итак, в путь? Как вижу, Тютюря с компанией нас своим присутствием не почтил. – Врасопряха, все утро истязавшая Карася расспросами, подошла к мужчинам, ведя на поводьях небольшую лохматую лошадку с волосатыми бабками. Бока кобылки обросли вьюками и туго набитыми переметными сумами. Создавалось впечатление, что колдунья решила прихватить с собой все, что могла увезти ее каурая.
На самой Врасопряхе было перепоясанное кушаком льняное платье, поверх которого она накинула походный плащ из толстого сукна. Правда, волосы колдунья сегодня убрала в одну толстую косу, вплетя в смоляные пряди золотисто-алую ленту. Колты в виде сов исчезли, но на лбу у волховуши вместо них появился волосяной шнурок, хитро оплетающий маленький обруч. В центре украшения крепилась чудная паутинка. Не иначе, какой колдовской аводь. Замершее в обруче заклятье, дававшее своей владелице непонятную для простого человека силу. За спиной кудесницы, словно вечерняя тень, маячил Ксыр. Всеволод еще раз поразился внушительным размерам молодца. Выражение «косая сажень в плечах» в его отношении можно было смело принимать за чистую монету.
– Бес с ним, с Тютюрей. Больше ждать не можно. Выступаем. – Кивком указав на мнущегося у стены Кузьму по прозвищу Карась, Всеволод спросил: – А с этим что? Удалось вытянуть из зареченца что-нибудь полезное?
– Немного. Похоже, он и сам толком не знает, что за напасть такая эта Скверна. Послушать его – так это вроде и зверь невиданный, и недуг. Какая-то зараза, от которой одинаково страдает и зверье, и лес, и почва. В общем, странно все.
– Что бы там ни было, отцовская дружина с этим разберется, – надменно задрал нос княжич. – Не было еще такого, чтобы марьгородские воины не смогли какую бестию осилить. Вы, любезная волховуша, главное, не путайтесь у нас под ногами, когда дойдет до горячей сечи.
– Я изо всех сил постараюсь не тревожить твою рать, о светлый княже. Сожмусь в комочек и пережду в кустах, пока ты и твои доблестные воины будете расправляться с нашими ворогами, – смиренно произнесла ворожея, но Всеволод видел скрываемое ею лукавство. Бесят, плясавших во взгляде Врасопряхи.
А вот Петр, судя по всему, нет.
– Вот именно, негоже женщине вставать между мужчиной и опасностью. Мы сами все порешим, скажи, Всеволод?
– Сделаем все, что в наших силах, коли дело не коснется чародейской порчи. Ну а ежели колдовство черное на топях встретим, то государыня Врасопряха с ним совладать
