Орден Сияющих - Анна Коэн

Хозяева наперебой стали вычислять, поминая именины каких-то родственников. В итоге у них вышло, что с пропажи минуло две недели. К Бернотасу они обратились не сразу, а только когда услышали от знакомых схожую историю.
Баронесса так распереживалась, что предпочла остаться в гостиной, а барон с одним лакеем сопроводили их на верхний этаж, где и располагались комнаты семейного художника Анатолия.
– А расскажите побольше про ту бородавку, – попросила его Диана. – Ну, в форме гриба.
Барон пробормотал что-то невнятное вроде «если бы бородавка».
Лакей вскрыл первую комнату. Огромные окна с восточной стороны особняка должны были заливать ее потоками яркого солнечного света, как известно, необходимого художникам. Но они зачем-то были криво заклеены листами красной бумаги, отчего мастерская приобрела странноватый вид.
– Здесь не помешала бы уборка, – заметила Дуся, окинув пространство профессиональным взглядом. Барон покосился на нее, как будто недоумевал, отчего прислуга вообще открывает при нем рот.
– Не хочу даже заходить туда, – заявил хозяин, оставшись на пороге. Вид у него был бледноватый, а запах – горький. – Когда вы закончите, я велю все здесь уничтожить.
Геммы и голем же без опаски углубились в просторную комнату.
При монастыре одно время работал скульптор – резчик по дереву. Он делал статуи серафимов и вечно что-то стругал, ковырял, полировал. Пока он возился с древесиной, перламутром и позолотой, Диана иногда подсматривала за ним в окошко выделенной ему кельи. Когда мастер взялся за пропитки и лак, находиться рядом стало невозможно из-за ее нюха. Но Малахит никогда не видела мастерских художников, чтобы понять, что именно здесь неправильно. Тогда она обратилась к графинюшке:
– Ты же рисовать любишь?
Катя кивнула. Сегодня ее скулы и лоб украшала тонкая вязь алых белоборских узоров. Брат тут же влез, явно желая угодить своей ненаглядной:
– Я, кстати, тоже люблю.
– Ты черкаешь грифелем в блокноте на коленке, – отмахнулась Малахит. – Я имею в виду по-настоящему, красками.
– Для меня это было одной из немногих отдушин в Алласе, – пояснила Катя с улыбкой.
– Тогда тебе и судить – что здесь не так.
Катерина обошла мастерскую кругом.
Барон из дверей громко осведомился, не нужны ли господам геммам канделябры. Когда они вежливо отказались, вовсе скрылся из виду.
– Ну, – начала графинюшка задумчиво, – кроме отсутствующего света, краски хранятся странно – в ведрах. К тому же они безнадежно засохли. Никогда такого не видела. В остальном нет ничего необычного – каждый художник волен подлаживаться под свою музу, какой бы она ни была.
Илай непонимающе нахмурился, и она пояснила:
– Так мудрецы Скафоса называют воплощенное вдохновение. Часто его представляют в образе прекрасной женщины.
– Твой прапрадед называл это «копытом по лбу», – вставила Дуся, – а потом шел к кузнецу с очередной бредовой идеей.
Диана покопалась в груде набросков на столе у окна. В самом низу она нашла изображения фруктов и какой-то посуды, в середине было много чего перечеркнутого, что не разобрать, а наверху были сплошь какие-то слизняки, бесформенные медузы, те же кишки и черепа животных в разных вариациях…
– А это могла бы быть муза? – спросил Илай из другого угла мастерской. – Поглядите-ка.
Они приблизились и увидели натянутый на подрамник холст. В его центре красовался настоящий портрет молодой женщины. Пожалуй, она была слишком… диковинной, чтобы назвать ее красивой. Раскосые, широко посаженные глаза, крохотный нос, кожа отливает зеленым, а развевающиеся волосы меняют цвет от ярко-желтого до красного на концах. Талия такая, что двумя пальцами можно обхватить, а бедра и грудь на зависть крепкой молочнице. Не иначе как придумал ее, свихнувшись. Диана принюхалась: в отличие от картины внизу, эта была куда свежее. Видимо, ее беглый Анатолий написал последней.
– Это мы забираем, – решил Илай.
– Разглядывать будешь? – съехидничала Дуся.
Брат возмутился:
– Вообще-то как доказательство…
Диана достала кортик, аккуратно срезала холст с подрамника и свернула трубочкой. Заодно прихватила несколько самых последних набросков.
Дальше они отправились в спальню художника. Она, в отличие от мастерской, была совсем крохотной, каморка, да и только. Углы этой темной берлоги заросли плесенью, на что тут же с недовольством указала барону Дуся. Тот, демонстративно игнорируя нахальную горничную, обратился к геммам:
– Клянусь, до того, как он запретил заходить к нему, прислуга содержала в полном порядке и эти… покои.
Дуся недоверчиво фыркнула и решила коснуться зеленоватой поросли.
– Не трогай! – велела Катя, и та сразу отдернула руку.
Барон вновь ретировался, а пока Илай переносил скудную обстановку в прихваченный из мастерской блокнот, Диана задала самый важный, по ее мнению, вопрос:
– Ты же знаешь, что все это значит? – и посмотрела на подругу в упор.
Катерина склонила голову набок и помолчала. Ее прозрачные глаза переливались в полумраке логова безумца.
– Не вполне. Пока лишь смутные образы. Знаю, что ответы ждут нас не здесь, а там, где под белыми парусами играет музыка.
Диана покачала головой:
– Блеск…
– И блеска тоже будет много! – просияла Катя. – Как ты догадалась?
И Охотница впервые не нашлась что ответить.
* * *
Илай с опаской огляделся по сторонам – не покажется ли из-за поворота ревнивый рыцарь-артиллерист. На самом деле он бы предпочел и дальше разъезжать по адресам жалобщиков с их свихнувшимися искусниками, но стоило покинуть особняк Ковригиных, как в его разуме раздался знакомый женский голос.
«Как жаль, что вы не удосужились навестить меня сами сразу по возвращении с задания. Жду через час в моем кабинете», – с мягким упреком сказала Наталия и тут же пропала.
Илай, до того обсуждавший детали дела с остальным отрядом, к которому снова присоединились Рина с Дусей, оцепенел. Затем, справившись с первой волной тревоги, обратился к Калебу. Уж кто-кто, а он понимал сложившуюся щекотливую ситуацию.
– Придется ехать, – покачал тот головой.
Янтарь ожидал совсем другого ответа.
– Но как же дело?.. И Бастиан!
Обер-офицер скупо хмыкнул.
– Хоть все мы трое рыцари Ордена, но и среди нас есть своя… иерархия. И конфидентка императрицы с ее пожеланиями стоит выше любого из офицеров. – Он глянул на Илая почти с сочувствием. По крайней мере, ему так показалось за черной полумаской. – Мы продолжим завтра.
Илай через окно тоскливо наблюдал, как Рине подают ее экипаж и она машет им рукой в белой перчатке. Грядущую встречу с Наталией Топаз он ощущал как неотвратимую грозу, а себя – одиноким деревцем в поле. Если по чьей голове и попадет, так точно по его.
И вот он в том же коридоре, перед той же дверью. А ведь он так и не поговорил с сестрой о том судьбоносном предложении. Как бы она отнеслась к