Этой ночью я сгораю - Кэтрин Дж. Адамс

– Нет!

Я задыхалась. Слезы стекали по лицу и капали на песок.

Смотритель улыбнулся и грохнул молотком по колоде.

Осколки драгоценного кристалла разлетелись в воздухе и упали на песок, усыпав его блестками. Я заплакала. Мне хотелось бережно их собрать и соединить обратно, но свет уже угас. То, что связывало Эллу с Жизнью, разрушено.

Я застыла и почти не реагировала на то, как Смотритель осторожно провел пальцем вокруг моих глаз по контуру, совпадающему с маской Алисы, и повернулся ко мне спиной.

Всего один взгляд на молоток над колодой – и я схватила его, тут же запустив Смотрителю в затылок. Молоток успел крутануться один раз, но Золоченый поймал его на лету. Ярость затуманила мой разум, и я схватилась за зловонную зеленую линию жизни, которая тянулась за Смотрителем.

Но она выскользнула у меня из рук. Смотритель развернулся на пятках и в два счета оказался рядом со мной. Сжав пальцами мой подбородок, он сказал:

– Неужели ты хоть на миг вообразила себе, что я подставился бы под твою магию, зная, какой силой ты обладаешь? Моя линия жизни нерушима. Против нее бессильны мечи: никакая сталь ее не перерубит. Тебе не удастся вырвать ее с корнем, даже если соберешь всю магию, которая таится в твоей жалкой душонке, до самой последней капли.

– Я убью тебя, – прорычала я.

– Нет, моя маленькая Терновая принцесса, ты этого не сделаешь. К тому времени, как встанет солнце, ты будешь плясать под мою дудку, как и все остальные, – сказал он с улыбкой. – Что ж, если ты хочешь поиграть в эту игру…

Он хлопнул в ладоши, и Золоченые схватили меня за локти.

– Сжечь ведьму!

Облегчение рухнуло на меня сплошной стеной. Меня прикуют к столбу и сохранят мне жизнь, пока я не буду окончательно сломлена и не дам присягу Смотрителю. Больше никому не причинят вреда. Золоченые схватили меня еще крепче, и я набралась решимости, готовясь к боли от сожжения.

Я уже делала это раньше – справлюсь и на этот раз.

Но мою решимость подорвал негромкий вскрик Эллы. Она сопротивлялась; ее вытащили на арену и отнесли к яме. Ее лицо было покрыто синяками. Широко округлив глаза, она смотрела на скрюченное тело Тобиаса, прошептав одними губами: «Я тебя люблю».

Смотритель заметил нерешительность в моем неповиновении и воспользовался этим.

– Я буду планомерно разлучать тебя со всеми, кого ты любишь, со всеми, кто может тебе помочь, до тех пор, пока ты не падешь на колени и не будешь умолять меня стереть воспоминания обо всем этом.

Я еще не пришла в себя от того, что Алиса была позолочена, а Тобиас погиб. У меня не было сил смотреть, как это произойдет с Эллой. Раз ее кристалл разбит, она уже не вернется. Я выторговала свою душу за ее жизнь. Она принесла себя в жертву Смерти, чтобы защитить меня.

Взгляд серебряных глаз Эллы был ясен, как всегда, даже в лапах у Золоченых. Даже у столба, даже при виде возлюбленного, который замертво лежал в песке у ее ног.

– Не надо, Пен.

Я потянулась к ней. Слезы обжигали, пальцы подергивались в жесте отчаяния. Склонив голову, я прошептала Золоченому стражнику, который меня держал:

– Пожалуйста, хватит.

Он поднял руку, и Золоченый повел Эллу к столбу.

Смотритель засмеялся.

– Вот так просто, Пенелопа?

– Отпусти мою сестру.

Он улыбнулся.

– Ты же слышал мою Ткачиху Смерти. Отпусти ее сестру.

Теперь Элла сопротивлялась еще сильнее, чем когда ее поставили к столбу.

– Пенни, нет! Не сдавайся!

Золоченый зажал ей рот рукой и утащил ее. В наступившей тишине я повернулась лицом к ящику с фиолетовой драпировкой. Сердце замерло, когда ткань с него убрали. Под ней находилась рама с механизмом из зубчатых колес, которые крутили и вращали огромное деревянное колесо. К круговому сечению стальными болтами были прикреплены металлические ограничители.

Смотритель схватил меня за запястья и отвел их назад. Взгляд у него был холодным и твердым. Колесо уткнулось мне в позвоночник. Он поднял мое запястье и, крепко зажав его, надел первый наручник. То же самое он повторил с другим запястьем, а затем с лодыжками.

Затем колесо стало наклоняться назад до тех пор, пока я не оказалась распростертой на нем, лежа и глядя в потолок. Меня окутывал дым вечных огней. Грубые руки закрепили у меня на горле ошейник. Я почувствовала запах древесного дыма и металла, нагретого до кипения.

Как же мне хотелось умереть… Я так хотела, чтобы Смотритель позволил мне это сделать.

Двери амфитеатра распахнулись в последний раз, и внезапно сквозняк окатил меня запахом полуночного дождя. Это же Малин! Он пришел! Я повернула голову, чтобы отыскать его, и меня захлестнуло облегчение. Он нашел меня, как и обещал! Мне не стоило в нем сомневаться…

Он ворвался на арену и зашагал прямо к Смотрителю. Черный плащ оставлял за ним след на песке.

– Нет! – крикнула я, чтобы предупредить его. Мой кристалл лежал у Смотрителя в кармане, и Малин был так же уязвим, как и я.

Но Малин на меня и не взглянул. Почему он не смотрел на меня?

А потом он посмотрел на меня, и я потеряла последнюю надежду. Половину его лица закрывала обсидиановая маска. От скулы до брови на ней красовались розы, покрытые яркой рубиновой эмалью. Он щелкнул пальцами, и моя линия жизни появилась и затвердела. Черная нить переливалась синим в отблесках вечного пламени.

Его линия жизни так крепко обвилась вокруг моей, что им уже не расплестись.

Мое сердце разорвалось. Я сама это сделала – связала нас друг с другом. Он говорил мне этого не делать, но я все равно сделала по-своему. Он говорил, чтобы я ему доверилась, – я так и поступила. Какой же я была дурой… Он показал мне, как именно мне добиться собственного уничтожения, а я поцеловала его в ответ.

Я потерпела поражение в этой игре задолго до того, как узнала, что играю в нее. Это случилось под вишневым деревом в объятиях Малина. А может, даже раньше, когда я встретила Малина в его гостиной, наполненной светом, яркими цветами и надеждой.

Под ребрами возникла неприятная пустота. Смотритель взирал на меня сверху вниз, словно стервятник, который собирался полакомиться свежим мясом. Черные глаза Малина были такими же холодными и расчетливыми, как и у его отца.

Он обещал найти меня, и он это сделал. У меня возникло ужасное желание рассмеяться. Но от того, что дальше сказал Смотритель, у меня внутри все заледенело