Этой ночью я сгораю - Кэтрин Дж. Адамс

Внутри затеплилась вспышка надежды, искра жизни. Магия в особняке Малина еще оставалась, на это мне указали изменившиеся обои. А стук моего сердца дал надежду на то, что он мог выжить.

Трясущимися руками я открыла конверт и прочитала письмо.

«Пенни,

Если Золоченые поймают тебя здесь, они сами с тобой расправятся. Держись подальше от Смерти, пока я сам тебя не найду. Я всегда найду тебя. Мы зашли так далеко; мы дойдем до конца. Мы выступим против него вместе: ты, Алиса и я. Обещаю. Пожалуйста, постарайся довериться мне. Я хочу, чтобы ты выжила.

Малин

P. S. Я знаю, о чем ты думаешь. Не ходи в библиотеку, Пенни. Прошу тебя».

Раз Малин написал это, значит, он был готов ко вчерашнему нападению или имел подозрения на этот счет. А еще он знал, что после этого предприму я. Интересно, было ли ему известно, что я не собиралась его слушаться?

Бесшумно вышла из особняка. Когда я покинула его, он испустил вздох. Я не стала оглядываться и не видела, как со стен скатывались обои, а по оконным стеклам расползались трещины. Замерзшие розовые кусты распадались, когда я проходила мимо. Лепестки рассыпались в пепел, который парил и кружил вокруг моих юбок.

Со стены из шипов осыпались розы, но толстые стебли были так же плотно переплетены, а шипы смыкались так, что мне никак через них не пробраться. Малин говорил, что я понравилась особняку. Оставалось надеяться, что это распространялось и на стену из мертвых роз.

Я положила руку на стебли и прошептала:

– Пропустите меня. Пожалуйста.

Стена не стала расступаться, как перед Малином, а раздвинулась с неистовым ревом. Я шепотом поблагодарила ее, проскользнула в просвет и побежала.

Между деревьями метались тени. Крошечные глазки освещали мне путь и шептали мое имя сквозь листву. Я ни разу не видела, чтобы хоть один книжный спрайт выходил из библиотеки. Хотя до недавних пор я вообще не видела книжных спрайтов.

Когда я подошла к входу в библиотеку, они стихли. Дверь была открыта, и за ней мерцал свет. Малина не было рядом, и от этого у меня защемило сердце. Мой пульс бился в такт с сиянием кристаллов. Я поспешила вниз по лестнице, пока не передумала.

Перебежала по мосту и остановилась на кристалле. Вдруг из-под земли раздался грохот. Извилистая и перекрученная линия жизни Смотрителя была точно такой же, как и вчера. А вот линия жизни Малина была неразличима – может, ее там и вовсе не было. Я закрыла глаза и взмолилась, чтобы она появилась, когда я их открою. Если я ее не увижу, мне ничем не поможет то, что я знаю заклинание, которое свяжет наши линии жизни.

Холодные пальцы схватили мою руку и подняли ее. Я попыталась открыть глаза, но их будто заморозили.

– Тише, Пенни.

Этот шепот меня напугал. Мне было не вздохнуть. Я ничего не видела.

Тогда я ощутила кончиками пальцев его линию жизни, а в душе пронеслось ощущение того, что мы вместе. Меня охватило облегчение. Малин жив.

– Прости, – прошептала я.

Я не должна так поступать без его согласия. Он четко и недвусмысленно просил меня этого не делать. Возможно, Малин никогда не простит мне того, что я ослушалась. Но Алиса видела, как его линия жизни соединилась с нашими, и я ей доверяю.

И я не знаю, что мне еще сделать.

Я произнесла заклинание, и мой голос вошел в ритм песнопения. Он становился то выше, то ниже, вращался и вился.

– Я найду тебя, – повторял Малин снова и снова.

После этого заклинания ему это не составит никакого труда. Мы будем связаны так крепко, что ему надо будет всего лишь закрыть глаза, и я окажусь рядом. И так будет, пока мы не воссоздадим нож, а меня не станет. Может, он будет рад, когда я перестану существовать. Может, я сделаю ему одолжение тем, что настолько подорвала его доверие, и он почувствует облегчение, когда меня не станет.

Я заставила себя открыть глаза, и заклинание замерло на языке. Я увидела его линию жизни. Она была такой же обсидиановой, как у меня. Две темные нити паучьего шелка переплетались друг с другом на ветру. Нити высвобождались из его линии жизни и вплетались в мою, связывая их все крепче и крепче. Давление за грудиной нарастало, сжимая меня изнутри. Блестки заструились из моей линии жизни цвета обсидиана: она кровоточила магией – медленно, затем все быстрее и быстрее. Она булькала темно-черным и превратилась в постоянный поток. Это был осмос магии от Малина ко мне и обратно.

Такого я не ожидала. Он делился магией со мной, а я с ним.

Линия жизни Малина подергивалась в месте прикрепления к завесе; моя вторила ей. Я осторожно, очень аккуратно сняла со шпиля его линию жизни и освободила Малина.

Я уколола палец об ось шпиля. Боль пронзила руку. Я ощутила ее укол в груди. Одна-единственная капля крови брызнула на кристалл и исчезла в нем.

Книжные спрайты вздохнули.

У меня задрожали колени.

Дело сделано.

Линия жизни Малина тяжело осела глухой болью под ребрами и обременила мою душу. Воздух в легких сгущался, сердце колотилось сильнее, чтобы поддержать нас обоих. Моя магия вздрогнула и замерла.

Даже если бы я проспала тысячу лет, то все равно была бы изнурена, когда проснулась.

Моя линия жизни колебалась, напряжение приглушалось вплетенной в него линией Малина.

Мне нужно вернуться в Жизнь.

Спотыкаясь, я перешла мост, поднялась по лестнице из витражного стекла и вышла в тихий лес.

Стена из шипов пропустила меня в сады через просвет, и я поспешила выйти за ворота, оставив позади сгоревшие руины.

Пустыня вздохнула так, словно сочувствовала мне. Тишина благоухала ароматом цветущей вишни и засахаренных груш. Я шла и думала, какими еще воспоминаниями моя душа раскрасит пустыню Смерти. Удастся ли мне перейти обратно без линии жизни? А если нет, то куда мне идти?

Я была почти у завесы, когда меня вдруг осенило.

Вишня цвела не только в нашей деревне, а вот фестиваль проходил только у нас. Засахаренные груши были любимым угощением Милы. Раз я ощутила в воздухе запах ее воспоминаний, она рядом. И она была в беде.

По песку разнесся визг. За ним еще один – и еще громче. Тихо постанывала терновая ведьма.

Мила.

Там, у подножия завесы, туманные призраки роились вокруг помятой фигуры в черном