Юсупов. Тьма Внутри - Гоблин MeXXanik

Я покосился на девушку. В последние дни личность секретаря нашей семьи не давала мне покоя. Девушка носила отчество, которое намекало на то, что Виктория из семьи аристократов. Хоть и сказала, что «заводная». Тем более что кусочки памяти, украденной у Волкова, четко дали мне понять, что Сергей и Виктория учились в одном заведении, вместе с представителями старых семей Империи. Но я никогда не слышал о таких семьях. Эти неувязки не давали мне покоя.

Почувствовав мой взгляд, Муромцева повернулась ко мне и уточнила:

— Что-то не так, Василий Михайлович.

— Да нет, — ответил я. — Просто любуюсь вами.

Виктория усмехнулась:

— Я бы сказала, что мне приятно ваше внимание, но чувствую, что во всем этом есть второе дно. И таким образом вы хотите втереться ко мне в доверие, чтобы выведать мои моральные травмы. Для последующего их излечения, само собой.

— Нет, что вы, — поспешно ответил я.

— Не верю я душеправам, — произнесла девушка и я вздохнул:

— Очень зря, — я поднял указательный палец. — Душеправы преследуют исключительно благие цели. Мы клятву давали.

— Помню, — ответила девушка. — Только часто бывает, что на словах эти цели изначально благие, а на деле получается дешевый шарабан. Вот и выходит, что травм становится только больше.

Значения слова «шарабан» я не знал. Но предположил, что оно носит неблагоприятное значение. Поэтому ответил:

— Это потому, Виктория Ильинична, что вы с плохими душеправами работали. На таких надо писать жалобы в Синод. Чтобы их лишали разрешения на работу. И они не позорили профессию.

— Иногда жалобы лишние. Вот вы не стали заниматься этим. А просто пошли напрямую в логово нехорошего человека и там его убили.

Я поежился от ее слов и, заметив это, Муромцева смягчилась.

— Простите, я не подумала, что сказанное может вас задеть.

— Вы сейчас извинились? — удивился я.

— Вам показалось, — тут же буркнула секретарь.

— Может так и есть. У меня был на редкость тяжелый день. И мне показалось, что вы, наконец, проявили ко мне участие. Но раз все это мои фантазии…

— Мне не по себе от мысли, что вы отправились в то место в одиночку. Это же было глупо, — вдруг выпалила девушка и остановила машину, съехав на обочину.

Муромцева стискивала руль, выдавая этом свое напряжение.

— А если бы вы погибли?

— Вряд ли Круглов обвинил в произошедшем вас. Он точно понимает, что я всегда буду поступать так, как считаю нужным.

— Кусок дурака, — буркнула девушка.

Она нервным движением отстегнула ремень безопасности и вышла из салона, хлопнув дверью.

Я вышел за ней следом, отчего-то решив, что Виктория пойдет прочь, бросив машину с горящими фарами. Но она обошла автомобиль и встала перед капотом, скрестив руки на груди.

— Вы правда не понимаете, что я испытываю?

— О чем речь? — насторожился я.

— Подающий большие надежды молодой душеправ не понимает, что происходит? — девушка говорила негромко, но казалась взбешенной. — Попробуйте включить ваше чутье. Попытайтесь вытащить голову из…

— Перестаньте нервничать, — попросил я и тут же добавил, — просто скажите прямо, что вас беспокоит. Потому что именно сейчас я не понимаю причины вашей злости.

— Василий Михайлович, вы не понимаете, что я не только переживала о своем будущем. Круглов, несмотря на свой суровый нрав, никогда бы не стал сносить мне голову из-за вашего проступка. Он способен понять, что я не допустила халатность. И что это вы проявили безответственность. Он простил вам эту выходку. Полагаю, лишь потому, что вы не были членом Братства и не обязаны были держать перед ним ответ.

— Полагаете, что причина в этом? — уточнил я.

— Полагаю, что вам пора научится отвечать за свои поступки. Вы могли погибнуть.

— И каким образом это навредило бы вам? — осведомился я.

Девушка подошла ко мне, запрокинула лицо, чтобы уставиться мне в глаза, и прошипела:

— Вам не приходило в голову, что мне не хотелось бы, чтобы вы умирали? Что мне было бы больно говорить вашему дяде, что его единственный родной человек умер, потому что был слишком тупым и поперся навстречу своей смерти. А я оказалась чрезмерно доверчивой и не сумела ему помешать, не смогла спасти.

— Простите… — выдохнул я.

— Я ведь только начала верить, что вы не пропащий человек. Что вы способны думать о ком-то кроме себя. Но вы выскочка и мажор, который заботиться только о своих амбициях…

Ее глаза метали молнии. Лицо казалось бледным в сиянии фар, которые бросили столбы света за нашими спинами. И я подумал, что не видел никого прекраснее, чем эта истеричная и злая девица.

— Нам двоим не получилось бы туда проникнуть. И уж тем более выйти, — ответил я.

— То что у вас это получилось — чистое везение. Ума не приложу, как вы все это устроили. Но это не оправдывает вас…

Пахнуло озоном. Я обхватил ее лицо и наклонился, чтобы поцеловать ее жесткие губы. Виктория не ожидала от меня такого поступка и растерялась. Она вздрогнула, уперлась руками в мои плечи и попыталась оттолкнуть. Но сама ответила на поцелуй и сделала это с жадностью, которая меня удивила. Но сделал это лишь затем, чтобы прикусить мою губу. Я резко дернул голову назад. Мне вдруг показалось, что стоит мне от нее отступить, как девушка ударит. И, пожалуй, выбьет мне пару зубов.

— Если вы продолжите, то я буду вынужден… — начал я.

— Не вздумайте вновь это проделать, — прорычала Виктория.

— На счет три, мы с вами отойдем друг от друга на пару шагов, хорошо? — как можно спокойнее предложил я, — Раз… два…

До трех считать я не стал и буквально отпрыгнул от Муромцевой за секунду до того, как между нами полыхнула молния. У меня волосы встали дыбом, а по коже пробежал легкий разряд.

— Никогда больше не смейте так делать, — девушка стряхивала с пальцев искры.

— Понял. Только если сами попросите, — кивнул я.

— Что⁈

— Я проводил терапию. Вам нужна была встряска. Иначе вы напали бы на меня. А это неприемлемо. Вы ведь профессионал, Виктория Ильинична. И должны понимать, что нельзя срываться…

— Садитесь в машину, княжич,