Сказания о мононоке - Анастасия Гор
– Невеста господина, госпожа Акане, пожалуй, больше всех страдает, если уж вы говорите, что мононоке порождает несчастья. Очень, очень его к Рен ревнует, и ведь совесть не позволит сказать, что безосновательно! – обмолвилась старшая служанка. Она пришла последней, та самая, что на Странника поварёшкой замахивалась, но оказалась в итоге болтливее всех – и потому ценнее.
К тому времени у Кёко уже пальцы покрылись чернилами и мозолями, а она сама устала записывать. Кажется, завтрак давно подали, откуда-то веяло свежей выпечкой и пряностями, а солнце, просачивающееся сквозь щели в окнах, порыжело. Как же долго и много оммёдзи приходится говорить с людьми!
– Кто такая Рен? – спросил Странник. Кёко со вздохом сделала на дощечке ещё несколько пометок кистью.
– Служанка.
– Которая? Кажется, мы уже всех опросили на кухне…
– Нет-нет, что вы! Рен не работает на кухне, она у нас особенная. – И это, удивительно, вовсе не звучало как зависть или упрёк. Скорее как обычная констатация факта. – Любимица господина. Чужеземка, трофей от варваров в подарок на один из дней его рождения. Росла с ним бок о бок. Повезло девчонке… Господин Шин со всеми нами хорошо обращается, но с ней лучше всех. Даже у госпожи Акане нет таких украшений в ларце, какие Рен под своей одёжкой носит. Случайно в бане видела, гхм… Славная на самом деле эта Рен, так что не могу сказать, что отношение к ней незаслуженное. Старательная, трудолюбивая, верная. Покоя не знает, вечно идеально всё сделать хочет, правильно, чтоб без изъяна… И сама идеальная тоже. Была, по крайней мере.
– Была? Она что, одна из жертв мононоке?
– Нет, что вы, Идзанами упаси! – передёрнулась женщина, схватившись за сердце. – Я говорю о шрамах! Кто-то изуродовал бедняжке лицо, пока господин был в отъезде. Нам она сказала, что с лестницы упала, когда переносила зеркало в покои госпожи Акане, сама, мол, и изрезалась… Врёт, конечно. Если госпожа Акане и имеет к тому отношение, то уж точно не зеркалом, а словом, которое наверняка одному из самураев и отдала! Ой! – Служанка прижала ко рту ладонь, выпучив глаза, прямо как Кёко от удивления. – Вы только, прошу, никому не говорите, что я вам рассказала! А не то, не дай Идзанами, и мне среди ночи «зеркало по лестнице отнести» поручат…
Странник кивнул понимающе. Плечи служанки опустились, расслабились, и она, напрочь забыв о каше, продолжила болтать вовсю, даже о том, о чём её никто спрашивать не собирался. Странник едва успел вклиниться между рассказом о любимых блюдах госпожи Акане и о том, каким Рео Такэда был хорошеньким в детстве:
– А где мы в таком случае можем найти госпожу Рен?
– Она сейчас не в городе и, возможно, даже не в провинции. Говорю же, покоя наша Рен не знает! Как господин ослеп, так и не оставляет поиска лекарства. Всё уже перепробовала, всех лекарей и врачей обходила. Вот теперь отправилась на северные острова, аж в Эдзо, где травы, мол, особые растут, считай божественные. Ох, не знаю, не знаю, получится ли у неё… Господину-то будто всё хуже и хуже. Он без Рен всегда чахнет, ест плохо, спит подолгу и не выходит. Возможно, чтобы немощным его не видели – вечно о косяки мебели бьётся, – но с Рен о том забывает. Только её к своим глазам и подпускает, никому больше даже повязки накладывать не даёт. Завтра-послезавтра, надеюсь, всё снова станет как прежде. Весточку Рен присылала десять дней тому назад, что как раз должна вернуться! Встречу её и сразу к вам направлю!
– Благодарю. Так и сделайте, пожалуйста.
После этого служанка наконец ушла. Четвёртый чайник чая к тому времени опустел, сёдзи хлопнули, открылись и закрылись в двадцатый раз, а на кухне вовсю готовились уже не к завтраку, а к ужину, тому самому пиру, который – обмолвилась ещё одна служанка – господин Рео часто любил без повода закатывать в последнее время. Всех советников, казначеев и даже знать из города созывал. У Кёко тоже урчало в животе, да так громко, что над ними всё же смиловались и принесли пару мисок собы с маринованной редькой и сашими. Пока они жевали, сидя в той же чайной, Странник читал исписанную Кёко дощечку.
– Надо больше разузнать о жертвах. Кого именно мононоке убил, когда и как.
– Почему ты женщин об этом не спросил?
– Потому что они женщины, – ответил он таким тоном, что Кёко захотелось закатить глаза. – Сразу норовят сбежать, стоит разговору зайти о смерти. Не видела, как все тестом запачканные ходят? Руки дрожат, под глазами синяки, на взводе слишком… Да и что им знать о жертвах? О таком надо говорить с охраной. Это они с покойниками обычно имеют дело, находят их, вытаскивают, переносят, потом наводят справки, как и мы. Справишься? Ты теперь знаешь, как это делается. А я тем временем советников опрошу, потом попробую поговорить с самим Рео Такэда. Если разделимся, быстрее управимся. Только во двор одна не выходи – пока ограничимся тэнсю.
Кёко кивнула рефлекторно раньше, чем успела осознать, на что она подписывается. Мужи, принадлежащие к самурайскому сословию, – это тебе не пугливые служанки! На них не фартуки, а доспехи, и если они и станут с девчонкой, как Кёко, говорить, то, вероятно, всё закончится на «Пошла отсюда!» или чем похуже. И всё же она вдохнула сквозь стиснутые зубы, захватила палочками лапшу и с характерным звуком всосала её остатки. Странник прав – так будет быстрее. Да и явно не ей, ещё одной «служанке», говорить с теми, кто заправляет в замке всем. К Рео Такэда Кёко и вовсе на десять ри не хотелось приближаться.
– Прежде чем мы разойдёмся, расскажи мне, что произошло тогда в храме, – Кёко наконец-таки уличила момент попросить об этом, когда Странник доедал последний ломтик редьки. Сытый, довольный, он сейчас выглядел наиболее расположенным к таким вопросам. Может, даже увиливать и издеваться над ней не начнёт.
– Очевидно, Нана и господин Рео – любовники, – пожал плечами Странник, и Кёко поперхнулась, пытаясь проглотить застрявшую в горле лапшинку. – Вообще-то Нана не из тех,
