Ведьма - Янис Маулиньш

— Сейчас о Венде тебе знать ничего не надо, — ответил Екаб. — Вот когда выздоровеешь, спрашивай, сколько душе угодно.

— Хорошо, — согласился Валдис.

Через несколько дней он впал в полубессознательное состояние. Температура все время держалась ниже нормы. Стимуляторы не помогали, словно шприц наполняли дистиллированной водой.

Внезапно, без предупреждения, начался приступ «последних укреплений».

Дважды ему переливали кровь.

Вскоре после этого, как узнал он потом, исчезли введенные антитела.

Впоследствии, в результате сложных и длительных исследований, выяснилось, что во время кризиса окончания нервов, возможно, были блокированы какими-то химическими веществами. Во всяком случае в лимфе больного было обнаружено вещество, которое деактивировало пути прохождения нервных сигналов. Само вещество выделить не удалось. Большинство ученых склонилось к мысли, что это мог быть вторичный белок, выработанный организмом в ответ на сильный раздражитель, которому накануне подверглась нервная система больного. Что для нервной системы явилось первичным раздражителем, осталось неясным.

Доктор Роланд Суна и Екаб Меллезер ввели экстракт из крови Валдиса морским свинкам. Одна из десяти через шесть часов погибла. Остальные вели себя обычно.

Лабораторные исследования не выявили никаких существенных отклонений в лимфе, крови и слюне больного, за исключением характерных для обычного ослабленного организма.

Больше недели целая группа врачей боролась за жизнь Валдиса Дзениса. Резкое улучшение наступило после повторного введения активированного кислорода. Однако никто не взял на себя смелость утверждать, что именно этот фактор оказался решающим, возможно это была чистая случайность, последнее звено в цепочке предпринятых мер, которое и спасло молодого ученого от смерти — обычного решения всех сложных проблем.

Сам Валдис долго не мог участвовать в обсуждениях. Он еще раз пережил состояние смертельного ужаса на грани какого-то бредового состояния. Казалось, вот-вот остановится сердце. Дважды испытал приступ удушья — когда с него снимали кислородную маску. И лишь спустя несколько недель после кризиса, когда уже вовсю светило мартовское солнце, он осознал, что с ним происходило и как близок он был к смерти.

Все, что было связано с Венд ой, потеряло остроту, казалось, на прошлое наброшено белое покрывало, которое лучше не поднимать, чтобы не воскресить опасные воспоминания. Не раз приходила в голову мысль спросить у Екаба, который часто его навещал, где Венда, как ее дела, но подступавший откуда-то, из самых глубин сознания холод заставлял его молчать.

— А шофер автокрана уже ушел? — спросил он как-то у санитарки.

— Какой шофер? — удивилась женщина.

— Шофер автокрана, из восьмой палаты, — повторил Валдис. — Он давно ушел?

— Шофер?

— Да.

— А как он выглядел?

— Небольшого роста, добродушный такой, с темной бородкой.

— Нет, — женщина задумчиво покачала головой. — С тех пор как я здесь работаю, не было таких.

— А давно вы здесь?

— Да уж больше месяца. Вас-то я хорошо помню. Когда я пришла, вас возили на эти процедуры, куда полумертвых возят…

— Ясно, — кивнул Валдис.

— А он что, должен вам остался или еще что?

— Я остался ему должен, — улыбнулся Валдис.

— Ну так ничего. Придет, если надо будет, — успокоила его женщина.

— Не придет.

Санитарка пожала плечами и потащила за собой по полу тряпку. На пустые разговоры не было времени.

Многие больные жаловались на скуку, мечтали поскорее попасть домой. Валдис подобного желания не испытывал. Наоборот, он боялся момента, когда придется надеть свою обычную одежду, шагнуть за больничный порог, принимать решения, что-то делать.

Соседи по палате, которые сменились уже не раз после прихода Валдиса, больше не расспрашивали его о болезни: Валдис избегал о чем-нибудь рассказывать, ибо малейшее напряжение вызывало у него головную боль. Однажды он провел кошмарную ночь — перед ним, как кадры из какого-то безумного фильма, прошла вся его болезнь. Самочувствие наутро было отвратительным: досаждала физическая слабость, сердце сжимал страх при мысли, что все может повториться. Откуда-то издалека временами долетал гул этой чудовищной турбины.

Пришли врачи, тревожно посовещались. До Валдиса доносились ничего ему не говорящие термины, обрывки слов: оксиуридин… ферон. Они перекликались с химией, всколыхнули воспоминания о безумной погоне за истиной, желание докопаться до которой вынудило преодолеть барьер специализации.

Все это снова выбило его из колеи. Что предпринять? Как жить дальше? Сможет ли он работать в лаборатории? Пептиды его больше не интересовали. Более того, он испытывал к ним отвращение. «Что мне делать? — в отчаянии думал он. — Примут ли меня, химика, на ДРУГУЮ работу? Другой специальности у меня нет. И буду как рыба, выброшенная на лед».

Выздоровление шло медленно. Случай с ночными кошмарами насторожил врачей, заставил продержать Валдиса в больнице еще две недели.

— Какой диагноз мне выставили? — спросил Валдис у Екаба.

— Диагнозов хоть отбавляй. Почки не в порядке. Нервы не в порядке. Гайморит. Поджелудочная железа пошаливает…

— Что еще?

— Общая слабость. Что-то еще, не помню, надо заглянуть в историю болезни.

— Чего улыбаешься?

— Ты ведь знаешь, мое мнение очень часто отличается от мнения врачей.

— Но здесь, насколько я понимаю, работают люди с головой.

— Верно. Только диагнозы они ставят медицинские.

— А ты какой диагноз поставил?

— Ученые диагнозов не ставят. Они выдвигают гипотезы.

— Разница всего лишь в названии, не больше.

— Нет. Почки у тебя действительно барахлили, нервы тоже. Все это абсолютно верно. Только я думаю.

— Что же ты думаешь?

— Знаешь анекдот о технике из ЖЭРа, который не мог подать заявление в ЗАГС?

— Ну?

— Не мог потому, что работник ЗАГСа стояла в очереди и ждала кассира, которая ушла на почту и ждала почтальона, которая сидела в ЖЭРе и ждала техника, который ушел в ЗАГС.

— Ясно.

— Белки — носители информации, похоже, сыграли с тобой точно такую же шутку, только на гораздо более серьезном уровне.

Валдис коротко рассмеялся.

— Как же я выберусь из этого заколдованного круга?

— Ты думаешь, что ты здоров? — пристально посмотрел на него Екаб.

— Как дела у Венды? Она.

— О Венде ты не имеешь права думать!

ВОЗВРАЩЕНИЕ В ДЕЙСТВИТЕЛЬНОСТЬ

В первое мгновение Венду больше всего потрясло, что в больнице не приняли яблоки и апельсины. Ее присутствие, возможно, противопоказано Валдису. Но почему запретили принимать фрукты?

Она не помнила, как вернулась домой. В троллейбусе какая-то женщина долго и надоедливо за что-то ее ругала. Венда слышала и понимала, но за что та ругает ее, сообразить не могла. Может быть, когда троллейбус притормозил, она нечаянно наступила женщине на ногу? Какая же это мелочь по сравнению с тем, что ее сейчас волнует! И вообще, разве можно подобные вещи сравнивать?

— Хорошо, — вдруг произнесла Венда. — Я — корова, только прошу вас, пожалуйста, замолчите!

В жизни Венда не позволяла себе говорить так грубо.