Ведьма - Янис Маулиньш
Войдя в дом, Венда минут пятнадцать неподвижно стояла и смотрела в окно. Менялось только выражение лица, отражавшее внутреннюю бурю: ожесточение сменялось беспомощностью, глубокое отчаяние — ненавистью, а то вдруг озарялось нежностью.
Не снимая пальто, она позвонила Екабу. Его не оказалось дома. Было всего пять часов. Она позвонила доктору Суне на работу. Девушка, которая ходила за ним, сказала, что лаборатория закрыта. Венда сняла пальто, села на диван. Нашла телефонную книгу, позвонила Суне домой.
— Здравствуйте! Позовите, пожалуйста, доктора Суну.
— Венда? Мы ждали вас… Я — жена Роланда Суны. Как у вас дела?
— Постепенно возвращаюсь к действительности.
— Как вас понять?
— Несколько месяцев я верила в то, что я обыкновенный человек. И вот это кончилось. Мне бы только очень хотелось услышать правду от доктора.
— Хорошо. Я сейчас его позову.
Когда в трубке раздался голос доктора, Венда грустно и горько улыбнулась.
— Я ждал. Вас не было дома, — оправдывался доктор. — Вам объяснили, почему не приняли передачу?
— Да. Микробиологи запретили.
— То, что я вам расскажу, не принимайте за конечную истину. Еще многое неясно.
— Эти ваши слова тоже правда. — Венда вздохнула.
— Да. — Доктор смущенно кашлянул.
— Так скажите мне все как есть! — попросила Венда. — Сделайте это из уважения к моей судьбе!
— Постараюсь, — пообещал доктор. Голос его дрогнул. — К сожалению, все это только гипотеза. Вполне вероятно, что в клетках вашего организма размножается какой-то вирус, возможно своеобразный штамм вируса птиц. Определить его пока не удалось. Но, судя по всему, это какая-то его модификация. Он ли является причиной болезни Валдиса, тоже неясно. Можно только гадать о механизме его воздействия. Вчера мы убедились, что часть антител, обнаруженных в крови Валдиса, возникли в ответ именно на этот вирус. К тому же некоторые признаки заставляют думать, что у него нарушен механизм межклеточной информации. Такое состояние чрезвычайно опасно, и проникновение новой группы вируса чревато риском для жизни. Уровень сопротивляемости организма достаточно высок, но нельзя с уверенностью сказать, когда, в какой момент наступают необратимые изменения.
— Я понимаю, доктор Суна. Вы, может быть, и не поверите, что еще до свадьбы я нечто подобное предполагала. Это какие-то таинственные вирусы.
— Учтите, что это все лишь рабочая гипотеза. На сей раз, несомненно, более вероятная, чем другие. Кстати, один вопрос.
— Да, пожалуйста!
— Ваша мать, бабушка, прапрабабушка злоупотребляли алкоголем?
— Нет, что вы!
— Вы уверены?
— Постойте! А это не мог быть… мужчина?
— Отец?
— Прапрапрадед.
— Да, теперь вспоминаю. Все началось с появления музыканта-пьяницы. Вы это имеете в виду?
— Да.
Доктор помолчал.
— Видите ли, моя теория такова: алкоголь как гистаминный регулятор способствует проникновению безвредных штаммов вирусов в более глубокие клеточные слои. Этого достаточно, чтобы невозможное в обычных условиях стало возможным. Реактивные вещества, возникающие в результате воздействия то ли алкоголя, то ли продуктов его распада или простого раздражения, начинают действовать как информативные белки.
— Да, об этом я знаю. Все ясно. В свалившемся на нас несчастье виноват музыкант, — печально согласилась Венда.
— Вполне вероятно. Только одно уточнение. Почему организм первой матери не сумел очистить кровь эмбриона от вируса? Ее иммунная система безусловно справилась с вирусом.
— Я знаю, откуда это противоречие, — сказала Венда.
— Откуда?
— Мать моей бабушки стала представлять опасность для других, в том числе и для своей матери, только в тринадцать лет, когда заразилась сама.
— Верно! Екаб говорил мне об этом. Замечательно! Картина проясняется. Но… Если…
— Замечательно, — грустно повторила Венда.
— Простите!
— Ничего. Тем лучше. По крайней мере, я уверена, что вы говорите правду.
— А не уверились заодно и в том, что ученые — люди бессердечные?
— Нет. Я так не думаю.
— Держитесь, Венда. Если бы жена не подслушивала, я признался бы вам в любви. Все, кто вас знает, любят вас. Честное слово!
— Спасибо на добром слове. Не в любви дело — ее мне хватает, речь идет о жизни.
— Это так. Только жаль, что вы все воспринимаете так трагично. Наши женщины обычно предпочитают легкую, ни к чему не обязывающую любовь, бегут от жизни. Вам не кажется?
— Кажется. Но на сердце от этого не легче. До свидания!
Она положила трубку и сказала сама себе: «Все ясно!» Закрыла лицо руками, как в ту далекую светлую ночь, когда познакомилась с Валдисом. По щекам текли слезы. И тут под сердцем шевельнулось дитя.
— Вот и ты! Вот и ты! — шептала она.
— Вот и ты! Вот и ты! — передразнили за стеной — то ли радио, то ли телевизор.
Она села на раскладушку, на которой спала и после ухода Валдиса в больницу, и долго, неподвижно смотрела в окно. Она сидела и думала о жизни, от которой хотела убежать, поверив уверениям Валдиса, что проклятье, тяготеющее над ведьмами, — выдумка. Сон растаял. Щемяще-сладкие воспоминания о последних месяцах жизни проплывали перед ней как нечто нереальное, никогда не существовавшее. Она совсем было уже почувствовала себя обыкновенной, нормальной женщиной, уже видела своих четырех сыновей, загорелых мальчишек, гоняющих мяч по белому песчаному пляжу, как две капли воды похожих на Валдиса — таких же деятельных, честных, отзывчивых. Настолько поверила в будущее, что даже стала откладывать деньги.
Венда умела владеть собой. Вот и снова пришел этот час, когда надо выбирать: кончилась серьезная, настоящая жизнь, которая предстала перед ней как чудесная сказка — недоступная для нее обыкновенная человеческая жизнь, к которой многие относились так легкомысленно, растрачивали на пустяки, а то и вовсе презирали, не сознавая ее цены, потому что ни разу не переступали черту отверженности. Они не в силах были понять, как прекрасны отпущенные им дни и ночи, как мелки все их беды, даже их боль и отчаяние. Мелки — другого слова Венда подобрать не могла. Мелки были даже войны и голод, любые несчастья, даже нормальная смерть любимых и торжество подлецов. Все это было мелкое зло, ибо принадлежало жизни. Она, Венда, молодая ведьма, была отторгнута от всего, повисла над черной пропастью, отмеченная судьбой и полная надежды и веры в то, что наступит конец проклятью.
— Библия лжет! — вдруг громко крикнула она. — Почему проклятье затронуло и пятое поколение? Ведь я пятое поколение! Библия тоже лжет! Проклятье должно было прекратиться в четвертом поколении. Почему перешло и на пятое?
Из-за стены ей ответил ненатуральный голос певицы:
— Вот и ты! Вот и ты!
Венда встала, взглянула в зеркало. На нее смотрела красавица ведьма из Стричавы — молодая ведьма, которая вышла замуж за ученого, надеясь таким образом разорвать заколдованный круг, вырваться из мира предрассудков, стряхнуть якобы внушенную самой себе веру




