Две дамы и римские ванны - Анна Викторовна Дашевская

– Я видела себя, понимаете? Моё лицо, точь-в-точь такое, как я вижу каждое утро, когда умываюсь. И пока я смотрела сама на себя, это… – она коснулась родимого пятна. – Это исчезало. Выцветало, пока не пропало совсем. А потом вдруг темнота – и я уже вижу вас, сестра Августа. Но между видением и темнотой было ещё что-то, только я уже забыла… Что-то очень важное.
– Вспомните потом, дорогая моя, а сейчас спите! – целительница коснулась лба сестры Франчески ладонью.
Глаза той закрылись, и тело, до этого напряжённое почти до судороги, обмякло.
– Постойте, как так – спите? – воскликнул гранд-майор. – Мне же нужно её опросить!
Племянник взял его за локоть и что-то прошептал на ухо. Старший Фаббри вздохнул, вытер лоб платком и поинтересовался ворчливо:
– Медиков вызвали?
ГЛАВА 14,
в которой выясняются неожиданные стороны жизни монастыря
Суета вокруг пострадавшей сестры Франчески продолжалась ещё довольно долго. Маги-медики сделали экспресс-анализ крови и проверили ауру на повреждения, провели общий осмотр, поддержали организм магически и лекарственно… Словом, проделали всё, что только было можно в полевых условиях. Полина смотрела с интересом, леди Камилла о чём-то тихо разговаривала с Оттоленги, гранд-майор Фаббри скрипел зубами, словом, каждый был при деле.
Наконец старший выездной группы просмотрел результаты анализов и кивнул двум дюжим медбратьям, похожим, как горошины из одного стручка. Те переглянулись, посмотрели на складные носилки и синхронно пожали плечами. Потом один из близнецов осторожно подхватил Франческу на руки, второй забрал носилки, и они отправились в сторону монастырских ворот, где ожидал их экипаж скорой помощи. Маг-медик повернулся к гранд-майору.
– Пострадавшую мы забираем. На данный момент единственное, что было обнаружено из повреждений – это следы удара по голове, в затылочной области. Или, возможно, головой обо что-то при падении, это уж вы решайте. Удар, к счастью, прошёл вскользь, поэтому женщина только потеряла сознание, ну, и кровотечение было довольно обильное. Анализ крови чистый, то есть, отравления не было. Аурограмма также не показывает других травм. Письменное заключение получите сегодня к вечеру. Засим – честь имею!
Коротко поклонившись, он быстрым шагом направился вслед за коллегами.
Гранд-майор покосился на дам и длинно выдохнул – Полине показалось, что он проглотил несколько не вполне цензурных выражений, – потом повернулся к своим подчинённым.
– Сержант Лукани, двоих – в клинику, охранять пострадавшую. Лейтенант, осматриваем помещения, и внимательно, ни одного сантиметра не пропускаем! Мать Октавия, прошу простить, но ещё пару часов мы тут будем маячить.
– Понимаю, дорогой синьор Фаббри, понимаю… Я скажу кухарке, чтобы для вас и ваших подчинённых сделали кофе и бутерброды.
– Позже, матушка, позже, – вздохнул Фаббри. – Сначала работа, потом удовольствия, это наш семейный девиз!
И с этими словами он скрылся за всё той же дверью винного погреба. Аббатиса повернулась к гостям.
– Извините, что вам пришлось потратить на всё это столько времени…
– Ничего страшного, – леди Камилла улыбнулась одними уголками губ. – Наша договорённость перестала быть актуальной, раз уж к делу подключилась городская стража?
Улыбка аббатисы была зеркальной, тоже одна видимость.
– Да, боюсь, утаить шило в мешке уже не удастся. Я зря потратила ваше время…
– Ничего, – повторила Камилла, глядя на неё в упор. – А теперь мне всё же хотелось бы знать, что именно вы от нас скрыли? Будем считать эту информацию платой за беспокойство.
Аббатиса прикусила губу.
– Хм… Тогда давайте и в самом деле выпьем кофе – думаю, в моём личном садике нам будет удобно. Следуйте за мной!
Она резко развернулась, так, что подол рясы взметнулся, подобно мушкетёрскому плащу, и пошла по дорожке от винного погреба куда-то за ряды фруктовых деревьев. Помедлив лишь мгновение, гости отправились следом: леди Камилла, за ней Полина, и замыкающим – Карл Оттоленги.
Личный садик матери-настоятельницы скрывался за живой изгородью из вьющегося шиповника и ежевичных плетей, и хорош был сказочно, хотя и невелик. Здесь уже вовсю цвели розы и красные маки, набирали бутоны азалия и гибискусы… Под развесистым, старым кусом гибискуса стояла скамейка со столиком возле неё, на котором уже ждал кофейник, чашки и прочее, что было нужно. Полина почувствовала, что, оказывается, ужасно проголодалась. Посмотрела украдкой на часы – да нет, вроде завтрак был не так и давно. «Ну, значит это от обстановки, – решила она. – Нервный жор, как это бабушка называет. Вот и славно, вон ту булочку с кремом я прекрасно съем, просто потом проплыву в бассейне не шесть кругов, а десять!». И, дав себе такой зарок, она немедленно сцапала приглянувшуюся булочку.
Когда первая чашка кофе была выпита, и безмолвная монахиня заменила кофейник на полный, аббатиса разлила всем новую порцию и вздохнула.
– Видите ли, дело в том, что основной доход нам приносят не вина и не мёд.
– Это-то понятно, – хмыкнул Оттоленги. – Чтобы такую территорию содержать да налоги с неё платить, да весь ваш… женский коллектив кормить-поить и одевать, никакого мёда не хватит!
– Налоги, да… А ещё здания, которым по шесть-семь сотен лет, и в которых до меня даже водопровод и канализацию провести не удосужилисссссь, – буквально прошипела аббатиса. – Поэтому мы делаем вино. А ещё оказываем определённые услуги венецианским семьям.
– Какие же?
– Я попрошу вас дать клятву, – ответила аббатиса очень твёрдо. – Без этого ничего не могу рассказать.
Леди Камилла пожала плечами.
– Лично меня это не смутит. Я уже говорила, за мою жизнь на мне повисло такое количество клятв, что иногда мне кажется, меня под ними не видно!
– Я согласна, – сказала Полина, умирая от любопытства.
Оттоленги просто кивнул.
Когда кровь, огонь и холодное железо сыграли свою роль, мать Октавия разгладила ладонями свою рясу и заговорила.
– Как я сказала вам сегодня, за моей спиной есть клан, хотя я и незаконнорожденная. Мой отец – Джино Контарини дель Лецце, младший кузен нынешнего главы клана, Руджеро Контарини. К сожалению, он погиб за полгода до моего рождения, был убит на улице. Пожениться они с мамой не успели, она была не венецианкой – римлянкой, из купеческой семьи Фельтро, и после гибели отца она уехала в родной дом. Потом… – она махнула рукой. – Неважно, что происходило в Риме, там всё это и осталось. Важно, что в конце концов я оказалась здесь в качестве настоятельницы этого монастыря. Сорок с небольшим монахинь, старые стены, здания, в которых почти невозможно жить, и гектары земли, с которой нужно платить, пусть небольшой,