Сказания о мононоке - Анастасия Гор
– Но ками не бывают злыми…
– Ты так говоришь, потому что не бывала в Эдзо! Боги не так уж сильно отличаются от людей. Наступи добродетельному монаху на ногу десять раз, и посмотрим, каким спокойным тоном он будет с тобой говорить!
– Так, значит, и Тому-Кто-Приходит-Со-Снегом просто кто-то что-то да сделал, раз он стал таким, верно?
Торговец запнулся, сощурился многозначительно, и Кёко быстро прикусила язык. Кто же спорит с тем, на чью помощь надеется? Никак она этого запомнить не может.
– Ты покупать будешь или нет? Купи, я искренне советую! Такие кайдзю со всякими лисами работают… Даже с обычными, гхм. Тебя, кажется, как раз преследует один, девочка.
– А?
Кёко время от времени посматривала через плечо на рынок, проверяя, не движется ли в её направлении лакированный короб, но стоило ей не смотреть туда всего минуту, как, обернувшись в следующий раз, она обнаружила тот прямо за ней. Сверху торчало два острых уха и мигала пара насмешливых нефритовых глаз, пока Странник, перетащив короб себе на грудь, что-то в него упаковывал. Наверное, опять менял свои ожерелья и амулеты из яшмы: на каждом рынке он парочку да покупал и чередовал, чтобы не носить всё и сразу (хотя, если судить по их количеству, ему этого явно очень хотелось).
– Почему у меня такое чувство, будто ты пытаешься разузнать обо мне у совершенно чужих людей? – спросил у Кёко Странник, когда, схватив её, не успевшую промычать в ответ хоть что-нибудь, под локоть, уволок от прилавка торговца и его мотыльков.
– Потому что ты сам о себе ничего не рассказываешь! – всплеснула руками Кёко, пытаясь отвоевать себя назад и вырваться.
– Да? А ты пробовала спросить? У тебя ведь есть два законных вопроса в день.
– Ты ведь как-то сказал, что я могу задавать их только касательно оммёдо…
– Ну ты хотя бы попробуй.
– Ладно… Расскажи-ка мне, уважаемый Странник, откуда ты родом? Тот человек продаёт игрушки, очень похожие на твоих цукумогами. Значит ли ты это, что ты…
То, что она увидела дальше – причём раньше, чем успела договорить, – ничуть её не удивило: затылок Странника и его короб на спине, когда он развернулся на платформе своих гэта и, просвистев что-то себе под нос, двинулся через толпу прочь. Заметить появившуюся на его губах ухмылку Кёко не успела, но она чувствовала её кожей и всем своим оскорблённым естеством, над которым он не уставал издеваться. Жаль, что он успел утянуть их так далеко, что Кёко так и не нашла обратной дороги к прилавку того торговца – только пустой стол на том месте, где, как она думала, он был.
– Да хорошо я себя чувствую! Правда, хорошо!
– Не может быть ничего хорошего после того, как ты десять дней в бреду валялась. А ну сиди и пей!
Несмотря на то что прошёл уже месяц и уже даже закончились сливовые дожди, они по-прежнему останавливались каждые три ри на долгий – около часа – привал. Кёко могла бы ещё шесть ри легко без остановки пройти, но Странник и слушать о том не хотел, всё причитал насчёт того, что случилось тогда в замке Шина Такэда. И вот опять всучил ей пузатую флягу с коровьим молоком, уваренным на костре, горячим, ещё и с такой пышной пенкой, что Кёко только от одного запаха уже стало плохо. На вкус оно, впрочем, было недурным, немного подслащённое мёдом и с необычными, добытыми ими на одном из рынков заморскими специями. Однако Кёко пила его в таких количествах, что уже на саму флягу смотреть не могла. Всё потому, что молоко считалось лучшим лекарством от хвори, по крайней мере, по мнению Странника. Он сидел в это время на корточках напротив и, щурясь, следил, чтобы она выпила всё до капли, ничего не вылила под малиновый куст, как делают непослушные дети. Поэтому Кёко и вправду пришлось допить, и только тогда Странник, удовлетворённо кивнув, разрешил им двинуться в путь.
– О, а я по таким деревьям в провинции Кай бегала – ой, то есть лазала, – когда ты меня за офуда к Нане послал! – поделилась Кёко, тыча ладонью наверх. Они со Странником ещё в городе решили, что прекращение сливовых дождей сулит им в этот раз дорогу через дзельквовый лес, раз больше не сыро и не скользко. По иронии судьбы или же по вине тех самых дождей, из-за которых размыло почву, спустя всего два или три ри перед ними возникло топкое болото. – Я тогда добралась по деревьям даже быстрее, чем когда шла в обход. Может, и сейчас так сделаем?
– Ты это серьёзно? Перебраться через болото по деревьям? – приподнял тонкую бровь Странник, глядя на неё так, что Кёко смущённо втянула голову в воротник кимоно. – Я похож на макаку больше, чем на лиса?
– Почему на макаку сразу?! А я, по-твоему, она?.. Нет, не отвечай, не смей. Белки и кошки тоже по деревьям, между прочим, лазают! И это… это удобнее, чем кажется.
– Лазать по деревьям не может быть удобнее, чем ходить по земле.
– А вот и может! Ветки пружинят и…
– Иногда ты правда меня пугаешь, юная госпожа, – вздохнул Странник, поправляя короб на спине. – Мы пойдём, как все люди, в обход.
– Скучный ты.
– Я нормальный.
И они втроём, вместе с Аояги, молча нёсшей их покупки с рынка и несколько других вещей, двинулись на восток. Как всегда, Кёко не знала, какой город повстречается им следующим. Она слепо доверяла Страннику и просто брела за ним, как утёнок за уткой. По-прежнему готовила им обоим из того, что они покупали, раскладывала циновки, пока Странник забивал в кисэру новый, выменянный где-то на рынке сливовый табак, и даже стирала в реке их нижние рубахи и прочие вещи. А когда приходило время устраиваться на ночлег, сворачивалась на своём футоне, поджав ноги, и клала рядом перевязанный талисманами и ныне безмолвный меч, из которого по девятым дням больше ничего страшного не вырывалось, кроме разве что лёгкой недовольной дрожи.
Как раз наступил очередной девятый день, когда Кёко со Странником заночевали неподалёку от постоялого двора, потому что в нём мест для них не нашлось из-за священного праздника Танабаты: половина людей отправлялась в романтичные странствия, а вторая половина, наоборот, спешила поскорее вернуться домой. Когда Кёко вдруг проснулась от странного чувства, непохожего ни на одно другое, а потому не поддающегося описанию, в только-только выпавшей росе отражалось созвездие Субару над
