Страж Ордена - Никита Васильевич Семин

Мужик качнулся. Его глаза, до этого полные недоверчивости и начинающейся агрессии, остекленели от недоумения и боли. Он не понял, что произошло. Да что там — никто ничего не понял! Пошатнувшись, мужик пару мгновений пытался сохранить равновесие, а затем рухнул на землю, как срубленное дерево, и остался лежать, пуская изо рта тонкую нитку слюны.
Аглая тихонько ахнула, прижав руки ко рту. Сыновья Кузьмича смотрели на упавшего отца, пытаясь осознать, что произошло. Ответ для них был прост — колдовство.
Только вот на них уже никакой Силы не осталось. Если решатся кинуться разом, тут мне и хана.
— Я же сказал, — твердо произнёс я, делая вид, что совершенно не обеспокоен происходящим, не боюсь возможного «продолжения банкета», но и не собираюсь выпендриваться и нарываться. — Дурной знак! А вы, темнота, не верите!
Девушка смотрела на меня широко раскрытыми глазами, в которых плескался уже не просто страх, а священный ужас.
— Тебе нужно лечиться, — сказал я ей, но так, чтобы слышали все. — И как можно быстрее. Сроку у тебя — два месяца. Потом — всё!
После этого я отошел вглубь сеновала, позволив сыновьям унести Кузьмича в дом. Когда Аглая заходила в дом, то бросила на меня быстрый взгляд. Но тут же, словно испугавшись своего порыва, скрылась внутри хаты. Но для меня все это уже было неважно. Придут утром за помощью — помогу. Нет, так сами виноваты. Никого уговаривать я не собираюсь. Для меня было важнее иное — твари уже здесь. И где-то рядом есть прореха в Грани.
Глава 4
Я проснулся от холода, пробирающего до самых костей. Сырая утренняя роса осела на сене, на моей одежде, на коже. Воздух, чистый и свежий, пах сосновой смолой, прелой травой и влажной землей. Сквозь щели в бревенчатой стене сарая пробивались косые лучи солнца, разрезая клочья тумана, что стелился над рекой в низине. Лес на дальних холмах стоял темной, молчаливой стеной. Эта первозданная, нетронутая тишина, столь непривычная после покинутого мною технологичного и шумного мира, настраивала на умиротворяющий лад. Но я прекрасно понимал, сколь обманчиво это чувство безопасности и покоя.
Потянувшись в своем ароматном ложе, я тотчас ощутил, как заломило тело: после вчерашних эскапад каждая мышца протестовала против любого движения. Первым делом я мысленно потянулся к своему внутреннему источнику, но там, где привык ощущать ревущий океан энергии, теперь едва теплился крохотный, сиротливый огонек. Вчерашняя стычка с артельщиками и короткий импульс, которым я уложил хозяина постоя, истощили меня почти досуха. Я был уязвим, как никогда прежде.
Пока я занимался ревизией своих сил, пожаловали гости. Дверь сарая со скрипом отворилась. На пороге, не решаясь войти, стоял Кузьмич. Суеверный страх на его широком, обветренном лице боролся с отцовской тревогой, и все это разбавляла робкая отчаянная надежда. Мне даже неловко стало наблюдать, как этот мощный и явно уважаемый в этом селении бородач терялся, переминаясь с ноги на ногу и явно не зная, как начать разговор.
— Слыш, паря, как тебя там… Аглае моей нынче хуже, — наконец выдавил он, глядя куда-то мне за плечо. Голос его был хриплым. — Совсем слегла. Бредит, горит вся. Ты вчерась говорил… про два месяца… А она, чую, вот-вот представится!
Он замолчал, но я понял все без слов: переборов ужас перед «колдуном», он пришел просить о помощи. Ну, лучше поздно, чем никогда!
Медленно, стараясь не показывать, каких усилий мне это стоило, я сел на колючее сено, одновременно прикидывая, насколько мне, в моем текущем плачевном состоянии, сложно будет вылечить девчонку. В сущности, черви эти — форменная ерунда. Но я не в том сейчас положении, чтобы разыгрывать благотворителя. Чтобы угрохать паразита, придется окончательно сжечь остатки своих сил! Ну а с другой стороны… С другой стороны — чтобы выжить в этом мире, мне нужны были союзники и ресурсы, пусть даже самые малые. А «червь», если подумать — это не только мелкий энергетический вампир, но и источник силы. Пусть слабенький и очень, так сказать, нереспектабельный, но мне сейчас не до снобизма. На безрыбье и червь — батарейка.
Кузьмич по-своему расценил мое молчание.
— Больших денег у меня нет, мил сударь, но… Ежели вылечишь ее — забирай себе. Что хочешь делай, лишь бы она жива была и здорова! А то все равно пропадать…
Ну нормально. Отец дочерью торгует. Пусть из самых чистых побуждений, но все равно выглядит это отвратительно.
— Не болтай ерунды! — строго оборвал я его. — Я могу ей помочь. Но, ты прав — за все надо платить, хозяин.
Он вскинул испуганные глаза, готовый выслушать мою цену.
— Значит, слушай сюда: мне не нужны твои деньги, — прервал я его. — Условия просты. Первое: я лечу твою дочь. Второе: взамен ты даешь мне кров и еду на неделю и не задаешь лишних вопросов. Третье: ты отвечаешь на мои вопросы. Рассказываешь все что знаешь. Вообще ВСЕ! Согласен? Даю пять секунд на размышление. Три уже прошли!
Кузьмич смотрел на меня мгновение, оценивая. Затем в его взгляде мелькнула решимость. Жизнь дочери была важнее любых страхов и сомнений, тем более что цена была просто плёвой. Уразумев все это, он торопливо кивнул.
— Будь по-твоему! Ничего не пожалею, господскими яствами кормить буду, только спаси!
— Ну раз так, пойдем! Веди, что ли, Сусанин! — съезжая с сеновала, добродушно произнес я и, оказавшись рядом с бородачом, ободряюще хлопнул его по плечу. — Да не менжуйся ты, там ничего сложного. Все сделаем в момент!
Вскоре я вступил в дом Кузьмича. В просторной избе пахло сушеными травами и жаром болезни. На широкой лавке под тулупом металась Аглая. Сейчас, при свете дня, ее нездоровье было видно еще отчетливее. Кожа казалась почти прозрачной, под глазами залегли темные тени, а светлые, спутавшиеся волосы прилипли к потному лбу. Красное пятно на шее стало ярче и, казалось, слабо пульсировало в такт ее частому, прерывистому дыханию. В углу, у печки, рыдала навзрыд крупная женщина в платке и багряном, сильно ношенном сарафане — верно, мамаша болезной. Рядом с лавкой стояли два растерянных парня — сыновья Кузьмича. Из-за сумрака печи испуганно выглядывали детские лица. Ну что, приступим!
— Выйдите все. Кроме тебя, хозяин, — сказал я, садясь на край лавки и растирая руки.