Игры благородных - Хайдарали Мирзоевич Усманов

Старшая сестра, стоя выше на платформе, видела их всех. И ей казалось, что мир вдруг разделился на три слоя. Старики смотрели в землю, словно там, под камнем, лежали все ответы. Молодые смотрели на экраны, ловя каждое колебание сигнала. А офицеры смотрели на неё – ища в её глазах уверенность, которой сами не находили.

И всё это вместе рождало ощущение, будто сам аванпост стал сердцем живого существа. Сердце билось слишком громко, слишком быстро. С каждым новым импульсом маяка все вокруг замирали. С каждым следующим… Где-то внутри каждого росло понимание того, что уже не суть важным было то, кто или что идёт к ним. Важным было именно то, что уже завтра они будут смотреть ему в лицо.

Она сидела в тёмной рубке командования, где воздух был густым от напряжения, а каждый экран будто светился не холодным светом приборов, а собственным нетерпением. Сигнал маяка бил в сердце, словно стук чьего-то далёкого пульса, и с каждым новым ударом становился яснее, сильнее, ближе.

Арианэль не выдержала этой вязкой паузы. Она резко поднялась со стула, и её плащ с тихим шелестом коснулся пола. Казалось, даже стены вслушиваются в её дыхание.

– Два челнока. – Наконец сказала она негромко, но так, что воздух дрогнул. – Немедленно подготовить к перехвату.

Офицеры переглянулись, кто-то едва заметно качнул головой. Два сразу – это риск. Это признание того, что один может не вернуться. Но никто не осмелился возразить.

– Снарядить парализаторы. – Добавила она, и в её голосе звучала хрупкая уверенность. – На максимальную площадь поражения. Если это кто-то разумный – он останется жив. Если тварь – будет выведена из строя. Но мы точно должны узнать, что или кто движется к нам.

Приказ быстро разошёлся по коридорам, как холодная волна. Механики выкатили тяжёлые контейнеры, в которых хранились парализаторы. Эти машины напоминали металлических зверей – с шипами антенн, с гладкими боками, внутри которых дремала синяя молния. Они были созданы не для убийства, а для шока, для шокирующего удара по нервной системе тела, лишения его воли хотя бы на некоторое время.

Экипажи челноков собирались быстро. Ветераны проверяли крепления и переговаривались вполголоса, без шуток и лишних слов. Молодые же старались держаться так же сдержанно, но руки у них дрожали, когда они пристёгивали кабели и касались стальных корпусов оружия. Офицеры делали вид, что всё под контролем, но сами то и дело бросали взгляды на главный экран – там сигнал маяка, всё также изредка мигая, будто моргающий глаз, приближался к тонкой черте на карте.

Арианэль подошла ближе к окну-иллюминатору. За ним медленно зажглись двигатели челноков, и их холодное сияние разрезало серую дымку рассвета. Она смотрела, как эти две хрупкие стальные птицы готовятся взлететь в мир, где любая тень могла оказаться пастью.

И где-то глубоко внутри себя она чувствовала, что это не решение командира. Это отчаянная попытка сестры, которая слишком долго держала себя в руках.

– Верните её. – Прошептала она так тихо, что никто не услышал. – Или хотя бы правду о ней.

И когда челноки оторвались от земли, и их светящиеся хвосты прорезали чужое небо, в аванпосте стало ещё тише, чем прежде. Даже дыхание казалось предательством. Каждый понимал, что ответ на все эти вопросы придёт очень скоро.

Челноки уходили всё дальше, и каждый их рывок в серое утро звучал, словно удар колокола по сердцу аванпоста. Металл их корпусов блестел блеклым светом, отражая небо, которое сегодня казалось особенно низким, тяжёлым, будто оно знало, куда направились эти двое. Двигатели шептали ровно, но в этом шёпоте слышалась нервозность – как дыхание человека, который старается идти спокойно, но всё время оборачивается.

Под ними раскидывалась земля. Дремучие леса… Чёрные и неподвижные, как замершие волны… Их кроны тянулись вверх, и если присмотреться, казалось, что они действительно следят – без глаз, без лиц, но точно смотрят. Тени между стволами были слишком густыми, слишком полными ожидания.

Сенсоры челноков ловили странные дрожания. То будто вспыхнет пятно тепла там, где его не должно быть… То воздух внезапно станет плотнее, и стрелки приборов качнутся вбок… Пилоты переглядывались, но ничего не говорили. Слова сейчас были бы как крик в храме – лишние и кощунственные.

Один из них отметил, что никаких птиц не было видно. Не было ни треска насекомых, ни шороха передвигающихся по лесу зверей. Только гул двигателей и редкие вспышки на мониторах. Как будто сама планета задержала дыхание, следя за двумя серебряными точками в небе. В кабинах стало жарко, хотя кондиционеры работали. Пилоты ощущали, что кто-то невидимый касается их мыслей, словно перелистывает книгу, вчитываясь в строки их страха.

А наверху – рассветная дымка. Она не скрывала путь, наоборот, будто подсвечивала каждое движение челноков, делая их ещё заметнее. Так бывает, когда добыча идёт прямо по центру сцены, и весь лес вокруг молчит, затаив дыхание.

Арианэль всё также находясь в главном зале аванпоста, практически не мигая смотрела на экраны, на две ровные линии маршрута, и каждый миг ожидала – что точка сигнала вдруг погаснет, и прибор замолчит. Но линии всё тянулись, как нити судьбы, и вместе с ними тянулась её тревога. Им оставалось лишь двигаться вперёд.

………

Сначала это было едва заметно. На экранах сенсоров появилось дрожание – маленькая волна, будто кто-то уронил камень в невидимое озеро. Линии колебнулись, и один из пилотов машинально похлопал по прибору ладонью, думая о неисправности. Но волна повторилась. И снова.

– Видишь? – Выдохнул второй, не отрывая глаз от монитора.

– Вижу. – Коротко ответил первый, хотя хотел сказать: “Это не поломка”.

В это время кабину словно коснулась рука – воздух стал плотнее, тяжелее, и в стекле вдруг отразилось небо, которого там быть не могло. Оно было другое. Тёмное, с полосами красного света, будто там уже наступил иной рассвет. Отражение дрогнуло и исчезло.

– Мираж. – Пробормотал один из них. Но его голос звучал так, будто он сам себе не верил.

Данные сенсоров снова дернулись… Потом ещё раз… На мгновение появилось пять маяков, потом три, потом снова один. Будто сама планета играла с ними, подсовывая фальшивые сигналы, как ребёнок, разбрасывающий камешки, чтобы путник сбился с тропы.

А затем заговорили голоса прямо в их собственных головах. Сначала тихо. Будто эхо старых воспоминаний. Слова матери… Смех товарища… Даже запах дома… Но эхо не совпадало. Мать называла чужое имя… Смех принадлежал голосу, которого они никогда не слышали… А запах… Лучше и не описывать…