Звездный Изгнанник. Между двух огней - Алексей Крючков
– Может, в этом как раз и кроется корень решения? – размышляла Джина, сидя сейчас в лаборатории перед большим голографическим экраном и всячески вращая изображение молекулы ДНК одного из пациентов. – Деструкция деструкцией, много чего может уничтожить жизнь во вселенной. А вот почему кому-то удается выжить?
– Представьте, доктор Джонс, я тоже думал об этом, – признался Луи Жерар, который помогал сейчас Джине трактовать изменение структуры ДНК. – Электромагнитное изучение коротких волн, как поток острых лезвий, в клочья разрывает живую материю. А такие хрупкие кирпичики, как ДНК, вы сами видите, в данном конкретном случае почти не тронуты. Да, патологии на лицо, и человек на всю жизнь останется инвалидом, но при этом он будет жив. Хотя при схожих внешних условиях у каждого отдельного человека все происходит по-разному.
– Не будьте так оптимистичны, Луи, вы видели, что зоны продолжают и продолжают появляться, хотя сам катаклизм уже прошел. А учитывая, что мы не понимаем, с чем столкнулись, кто знает, может, этот невидимый зверь засел в телах этих несчастных и просто выжидает, чтобы нанести последний удар.
– Радиация замедленного действия?
– Можете даже не говорить про радиацию. Ничего общего.
– Но все-таки мы должны не тыкать пальцем в небо, а опираться на факты, которые имеем. А прогнозы пока вполне себе оптимистичны хотя бы у части людей.
– У части… но, увы, не у всех. Безусловно, за выживших нужно хвататься как за спасительную ниточку, дабы понять природу этого явления. Идем от обратного, если это что-то уничтожает все живое, то почему при этом кто-то выжил? Метод, безусловно, оправдан. И да, вы правы, будем опираться на факты. Знаете, при таком раскладе дел создается впечатление, что разрушения происходят не так уж и массово, как мы думали. Будто поражения точечные, так, как и должно быть. И происходят они по определенному алгоритму, который мы пока не можем определить. А вот если эту систему понять, то многое, возможно, станет ясным.
– Что же это за алгоритм, который хаотично образует абсолютно мертвые зоны, где за часы разрушается все, а при этом небольшая часть людей, подвергаясь мутациям, продолжают жить. Логика такого уничтожения?
– Не стоит забывать, что выживают в основном те, кто оказался ближе к границам образования зон. Очевидно, там их воздействие просто слабее. А потом, может, цель-то не в уничтожении? Один мой хороший друг, бывший военный, как-то рассказывал, что на войне значительно эффективнее покалечить врага, но не убивать его. Угрозы он уже не представляет, зато любое цивилизованное общество бросает кучу сил и ресурсов, чтобы сохранить ему жизнь. Таким образом наносится удар и по снабжению, и увеличивается нагрузка на медицинские службы, да на все. А мертвый – он и есть мертвый, ему уже ничем не поможешь.
– Доктор Джонс, неужели вы правда думаете, что катастрофа такого масштаба имеет антропогенную природу? – спросила Кали Лагхари, занимающаяся сейчас изучением образцов в микроскоп.
– Есть способ подтвердить мою теорию выборочного уничтожения, но связи нет. Мой друг, прилетевший со мной, мог бы сейчас мне помочь, но он, к сожалению, на вылете.
– Не поделитесь с нами вашими мыслями, доктор?
– Не хочу быть голословной. Так что пока давайте изучать, что имеем.
– Доктор, я уже изучал эту молекулу много раз. Ничего нового.
– А пробовали просматривать динамику патологий одной и той же молекулы?
– Да, системы нет, но мутации продолжаются.
– А сравнивали разные образцы?
– Конечно, никаких связей. Все происходит хаотично, в разном порядке и с разными интервалами времени.
– А вы привязывали эти интервалы к условиям, в которых произошло заражение? Ведь кто-то из людей заходил в уже возникшие зоны, а у кого-то эти зоны появлялись на глазах. При первичном воздействии, по логике, разрушения должны быть более сильными. Ведь заражение сразу после взрыва распространялось со значительно большей скоростью. А сейчас темпы появления зон уменьшаются, идут на спад. Значит…
– Да, конечно, тоже исследовали. Тут, конечно, да. Ведь те, кто оказался в зоне взрыва, не выжили. Там вообще не на что было смотреть. А сейчас мы наблюдаем выживших.
– Значит, системность все-таки есть.
– Это же элементарная логика, доктор.
– Да, вот только в нашем случае по многим факторам эта самая элементарная логика не работает. Смотрите, всего за пару недель динамика падает. А если мы вернемся к столь любимой вами радиации, вам, думаю, должны быть известны периоды полураспада радия, урана или хотя бы плутония. Какие уж тут пара недель.
– Септий?
– Водород-семь, я вас умоляю… Конечно, много изотопов с относительно коротким периодом полураспада, да вот только новые очаги бы тогда не появлялись. И повреждения не были бы такими разрушительными. Но, пожалуй, в одном вы правы, Луи, на этой картинке смотреть больше нечего.
– А еще элементарная логика не работает, когда не эвакуированные и оставшиеся за каким-то фигом на территории люди по собственной инициативе лезут в проклятые зоны, а мы потом наблюдаем, чем это заканчивается, – озвучила свои мысли Кали, кивнул в сторону изображения с молекулой.
– Мало ли какие слухи могут расползаться среди необразованного населения, – пожала плечами Джонс. – Например о том, что они лечат от всех болезней или там образуются горы золота. Так было во все времена. Кого-то неизведанное пугает, кого-то манит, но в обоих случаях эта самая неизвестность из-за недостатка фактов и богатой фантазии обрастает самыми немыслимыми легендами.
Вздохнув, Джина отключила изображение и положила локти на голографический стол, погрузившись в мысли.
– Доктор Джонс, – обратился к ней вошедший в лабораторию Магнуссон. – Может, вы все-таки займетесь работой, которая имеет хоть какое-то отношение к вашей специальности? – с укором сказал он. – У




