Кулачник 5. Финал - Валерий Александрович Гуров
Он повернулся ко мне, держа клинок на ладонях, будто передавал реликвию.
— Я дарю его тебе. Потому что в твоём бою я увидел то же самое мужество. Увидел ту самую силу, которая делала воинов достойными…
Я взял кинжал. Уверен более чем, что этот несомненно ценный кинжал для Витьки был не более чем игрушкой. Хорошо зная Козлова, можно было предположить, что подобного оружия у него целый арсенал. Но всё равно, надо отдать должное, подарок был не просто дорогой, но и символичный. Слишком хорошо я знал этого человека, чтобы понимать — Виктор протягивал мне кинжал как символ доверия, а на самом деле это был ключ от золотой клетки.
Козлов всегда был тем, кто хотел окружать себя сильными людьми. И, как считал сам, на таком антураже строилось его внешнее величие. Вот только… сам король был голым.
— Я предлагаю тебе стать моим личным телохранителем, — продолжил Козлов. — Человеком, которому я доверю самое важное — свою жизнь.
Виктор закончил свою речь, и в кабинете повисла пауза. Я рассматривал кинжал. Конечно, лихо закрутил Козлов… такие напыщенные речи, которые приводят лишь только к одному желанию — подчинить других себе. Неважно как — подкупом, запугиванием… Витька никогда не выбирал методы. Он мог улыбаться тебе в лицо, пряча за спиной этот самый кинжал, чтобы вонзить его тебе в горло. И то, что кинжал он мне подарил, ничего по сути не меняло.
Я медленно повернул кинжал в руках, делая вид, что любуюсь тонкой гравировкой на клинке. На самом деле внимание моё было не на оружии, а на обстановке.
Охраны в комнате больше не было — тот, кто занёс футляр, сразу вышел. Значит, они стоят в коридоре. Иначе Козлов никогда бы не остался без прикрытия. Дверь тяжёлая, двойная, закрывается на себя, и я сразу отметил: на полотне две массивные ручки, тоже под старину. Такую не вышибить ногой снаружи…
Я скользнул взглядом на телефон, стоявший у Виктора на столе. Связь с охраной шла через громкоговоритель. И судя по тому, как быстро до этого зашёл один из охранников с футляром, дежурят они вплотную, прямо за дверью. Как минимум один точно, а то и двое.
Козлов что-то говорил, расписывал свой дар напыщенными словами. Но для меня сейчас всё сводилось к простой арифметике. Мы втроём внутри, сам Витька передо мной, а охрана… за дверью.
Я задержал дыхание, будто присматриваюсь к рукояти, а сам в уме прикидывал — расстояние до двери, до окна, до Виктора.
Но…
Тут тишину разрезал голос Светы.
— Ты всё такой же, Витя, — шепнула она тихо. — Всё ещё любишь делать подарки, которые связывают руки. Вот только ты так и не понял, что есть люди, которых нельзя купить.
Я замер. Саша резко повернулся к матери, его глаза расширились.
Виктор застыл, медленно перевёл взгляд на Свету. В его лице что-то дрогнуло, на долю секунды. Козлов прищурился, словно пытаясь рассмотреть черты, которые память подсовывала ему из прошлого.
Эта фраза была слишком личной. Слишком точной. «Обычная спутница» какого-то бойца попросту не могла знать о его привычках и тем более говорить с ним так, словно они давно знакомы.
Света сидела прямо, подбородок чуть поднят. Глаза Виктора сузились, он словно прикидывал, откуда это чувство странной, колючей знакомости.
Света облегчила задачу — медленно подняла руки и сняла парик. Волосы рассыпались на плечи, открыв лицо, которое до этого скрывалось в чужом образе.
Светка посмотрела прямо на Виктора с холодной усмешкой на губах.
— Здравствуй, Витя…
Глаза Козлова расширились, в них мелькнуло узнавание, и маска хозяина жизни треснула.
— Ты… — выдохнул он сипло. — Ты мертва!
Голос его сорвался, и в нём впервые прозвучали не уверенность и власть, а страх.
Я видел, как его мир рушился прямо на глазах. Тот человек, который всегда держал всё под контролем, вдруг оказался лицом к лицу с прошлым, которое он считал похороненным.
Козлов поднялся, но руки его дрожали. Злость, ужас и шок смешались в его взгляде. Он смотрел на Свету, будто она была дьяволом, пришедшим за его душой, которую Козлов когда-то продал.
Света резко подалась вперёд.
— Ты сломал мне жизнь, Витя! — зашипела она. — Побои, унижения… ты превратил наш дом в ад! А потом украл у меня дочь, оторвал её от матери, от крови!
Глаза Светки сверкали. С каждой фразой она будто сбрасывала с себя тридцатилетний груз молчания.
— Ты разрушил всё, что было у меня, — продолжала она, голос сорвался на хрип. — Я пряталась, жила чужой жизнью, как тень, чтобы выжить. А ты? Ты роскошью обложился, портреты свои повесил, будто бог какой-то!
Виктор слушал молча первые секунды, но потом сорвался. В его голосе появилась злость, перемешанная с отчаянной попыткой оправдаться.
— Я сделал вас сильнее! — зарычал он, ударив ладонью по столу. — Ты думаешь, я всё это ради себя? Нет! Я дал Марине всё, что мог! Всё! Она выросла в достатке, с возможностями, о которых ты и мечтать не могла!
Света рассмеялась — горько, но искренне.
— Ты украл у неё мать и называешь это «всё»⁈ Ты называешь насилие и ложь силой? Да ты даже имя ей сменил, чтобы ничего не напоминало обо мне!
Виктор покраснел, жилы вздулись на шее.
— Я дал ей шанс, дал имя, дал будущее!
— Ты дал ей тьму! — перебила Света. — Всё твоё богатство построено на крови и страхе. И ты хочешь, чтобы я молчала?
Кабинет уже дрожал от напряжения. Света не умолкала, Виктор взрывался в ответ, и в их голосах смешивались десятилетия ненависти и боли.
К нам заглянули охранники, но Витя лишь небрежным жестом приказал им удалиться. Я вдруг поймал себя на мысли, что вижу, как Виктору нравилась эта игра…
Но дверь снова распахнулась…
На пороге стояла Марина.
Она вошла быстро, почти вбежала на шум, но сразу застыла. Глаза её метнулись от отца к женщине без парика. И я видел, как в её лице отразился шок. Очень похоже, что она слышала перепалку, которая случилась в стенах кабинета.
— Отец… — её голос дрогнул. — Ты говорил, что мама мертва⁈
Секунда… и мир Линды, теперь звавшейся Мариной,
