Ломщик - Анатолий Федорович Дроздов

А живой может быть опасен!
Лысый пошевелился и высвободил одну руку. Понимая, что, скорее всего, будет проклинать себя за приступ великодушия, Энга ухватила незнакомца за плечи и выдернула из сугроба. Помогла встать на ноги. Найденыш покачнулся, но сохранил равновесие.
Он был полностью безволос, не кучерявился даже низ живота над безвольно висящим предметом мужской гордости.
— Замерзнешь! — спохватилась Энга. — Быстро ко мне! Тут недалеко.
— Да… Очень холодно, — пробормотал странный тип.
Говорил он на обычном рутенском языке, но со странным акцентом. То ли из-за Серединных гор, то ли с запада континента. Она не стала выяснять.
— Беги вперед!
Мужчина повиновался. Бежал неуклюже, оскальзываясь босыми ступнями по снегу. Похоже, не вполне владел телом или сильно замерз. «А сложен неплохо», — промелькнула непрошенная и чуть похотливая мысль в голове девушки. Энга бежала следом, поглядывая на мелькающие на расстоянии двух шагов мускулистые ягодицы. Едва удержалась, чтоб не шлепнуть по ним ладошкой. Жест хулиганский, разумеется, но он ей жизнью обязан. Иначе закоченел бы насмерть в сугробе.
Но почему «подснежник» сам не запросил помощь? Даже самый урезанный набор функций чипа содержит аварийный сигнал бедствия. Что же этот тип натворил, если не вызвал Глобу, находясь в смертельной опасности?
Энга распахнула перед странным мужиком дверь, пропихнула его внутрь двухместного барака и быстро шмыгнула следом, чтобы не выпускать тепло. Тила уже была дома, расчесывая волосы перед зеркалом. При виде парочки фыркнула:
— Ого! У нас на зоне парни в дефиците. А ты нашла готового и уже раздетого. Потешимся втроем?
— Заткнись! — с полуоборота завелась Энга. — У тебя одни потрахушки на уме. Мужчина замерзал! Лежал в снегу!
— М-да, одет не по погоде, — хмыкнула Тила. — Загорать рановато.
Не теряя времени на пустую болтовню с соседкой, Энга сбросила шубу, затолкнула найденыша в душевую кабинку и пустила горячую воду. Ничего, что слишком, зато согреется. Оставшись у прозрачной шторки, увидела, что он, тыкая наугад в панель управления, подобрал комфортную температуру.
— Пожалуй, и я душ приму… — промурлыкала Тила, распуская шнурки на длинной рубашке до пят, под которую обычно ничего не надевала, когда готовились к свиданию с мужчиной.
Но Энга, словно одичавшая, преградила вход в душевую, разве что клыки не показала.
— Не трогай парня! Он — мой!
— Имей совесть! — возмутилась соседка. — От тебя не убудет. Какие еще за Полярным Кругом развлечения?
— Отстань! — пробурчала Энга и вздохнула: — Тебе бы только тешить похоть. Что-нибудь слышала про чувства, нежность, ласку, душевную близость? Даже просто посидеть вдвоем, обвившись руками, — уже радость.
— Ты еще скажи «любофффь», — Тила засмеялась в голос. — Умора! Вытащила из сугроба совершенно незнакомого парня. Влюбилась, глядя на его голый зад? Насмотрелась романтических видосов! Неужели жизнь здесь ничему не научила?
— Отвали…
Энге захотелось врезать разок подружке-потаскушке. Но сдержалась. Им еще больше полугода делить барак на двоих, срок у обеих истекает осенью. Глупо драться и вообще ссориться.
Кроме абсолютной несдержанности на передок, Тила — девка неплохая. Ее сгубила… любовь к шоколадным сладостям! Работая контролером на упаковочной линии, обнаружила закуток, не просматриваемый камерами, соединенными с Глобой, и в смену крала одну конфетку. Но недостача даже такой малости в готовой упаковке где-то вызвала реакцию. Всемирный разум прислал дрон, тот незаметно обследовал процесс — от обертки отдельных конфет до сбора их в подарочную коробку, собрал улики и передал судье, экстраполировав, что девушка забирала по конфете все два года работы на контроле. Вышла заметная сумма — тянущая не на штраф, а на вполне реальное ограничение свободы. Судья, рассматривающий десятки подобных правонарушений в день, не удостоил Тилу расспросами и утвердил рекомендованный Глобальным разумом приговор — полтора года легкого режима с частичным отключением чипа.
Что обидно, сама сладкоежка получала нормальный оклад и вполне могла позволить себе покупать конфеты едва ли не ежедневно. «Хотела обмануть систему, но система оказалась хитрее», — призналась Тила.
Она отстала от Энги и не вмешивалась, когда та обернула лысого широким банным полотенцем, сверху — покрывалом как накидкой и повела в кухоньку, закрыв плотно дверь.
— Как тебя зовут? — спросила незнакомца, усадив его на стул.
— Макс. Полное имя — Максим, — проговорил парень. — Отчество — Юрьевич.
— Никого не знаю с таким именем… — удивилась девушка. — Не важно. Я — Энга, моя соседка — Тила. Есть хочешь? Я как на смене пообедала, больше ничего не ела.
— Хочу…
«Какой „многословный“! Словно легендарный древний оратор Цевроний», — подумала Энга и быстро кинула полуфабрикаты в электронную печь. Питались здесь блюдами из оленины, в средней полосе жуть какими дорогими, но в Заполярье ливер и обрезь мяса оленей шли в еду даже осужденным, что было дешевле, чем доставлять продукты с Большой Земли. Конечно, кое-что возили — крупы, жиры, зелень, специи. Мясом и рыбой городок снабжал себя сам. По весне к океану пойдет невероятное количество рыбы, часть ее отловят и заморозят на весь год. На Кетском полуострове сметана, мороженое, обыкновенные фрукты считаются деликатесом, зато филе красной рыбы, стоящее 135 голдеров за порцию в ресторане столице, доступно, как снег зимой.
— Что будешь есть? Мясо, рыба?
— Как в самолете: курица или рыба?
Он первый раз произнес длинную фразу, и в ней обнаружилось сразу два непонятных слова.
— Слушай, Макс, — фыркнула Энга. — Ты в голове ничего не отморозил? Я не знаю таких слов: «самолет», «курица». И говоришь странно, будто издалека приехал.
— Я из Петрозаводска. Куда я попал?
— Петро… чего?
— Город такой. Карелия. Север России. Разве это не Россия?
— Наверно, твоя Россия — какая-то деревенька, — Энга хмыкнула. — Не слыхала о такой. Мы в Рутении, самой большой по площади стране на свете. Северо-западная оконечность, Кетский полуостров. Городок Тремиха для осужденных. Вспоминай! Тебя за что посадили?
— Меня никто и ни за что не сажал.
— Святой Болтуарий! Каждый второй заключенный клянется: посадили ни за что. Или за дело, но дали несправедливо много. Но чтоб не сажали… Включи чип и спроси приговор. Это не отключают даже опасным, чтобы помнили, за что сидят. Ну? Сколько лет впаяли?
— Девушка… — Макс вздохнул. — Я не знаю, что вы имеете в виду под словом «чип», я совершенно голый, без карманов, на мне только ваши полотенце и покрывало. И нет никакого чипа.
— Тила не слышит.
— Что?
— Почему ты говоришь «вы»? «Вы имеете», «ваше полотенце». Тила в комнате, я одна на кухне. Или тебе кто-то мерещится? А по поводу чипа —