Выживший - Павел Барчук
Обстановка — спартанская до маразма. Всместо койки — каменная плита, прикованная к стене цепями толщиной в два пальца. Постель отсутствовала как явление. Даже ссаной соломы не принесли.
Зато была деревянная миска, которую нельзя разбить или погнуть. Целая одна штука. Ложки, вилки, ножи под запретом. Наверное, мои тюремщики боялись, что с помощью этих предметов я вскроюсь, чтоб сбежать от них хотя бы таким способом.
От остального мира меня отгораживала дверь из черного металла, лишенная ручки с внутренней стороны, с узкой щелью для глаз вверху и окошком для подачи кормежки внизу.
И, конечно же, самым главным аттракционом этого «курорта» был мой личный демон-хранитель — Аларик.
Этот ублюдок наслаждался властью над теми, кто был хоть в чем-то ниже его. Со мной он развлекался по полной.
Каждое утро его крысиная физиономия, освещенная тусклым светом шара в коридоре, появлялась в окошке.
— Доброе утро, Выродок, — голос погонщика сочился ядом и радостным удовлетворением. — Как спалось? Мамочка не снилась?
Сначала я реагировал. Матерился, умолял, однажды даже попытался угрожать. Нёс какую-то хрень о наказании свыше и о том, что ублюдок сдохнет в адских муках.
Аларика это только заводило. В ответ он травил байки о судьбе непокорных рабов. О живых факелах, которые с помощью магии годами горят на шпилях Запретного квартала. Утром гаснут, обрастают мясом, а ночью снова полыхают. О скармливании особо агрессивных и непослушных слуг тварям из Пустоши, которые пожирают не плоть, а саму душу, оставляя пустую, страдающую оболочку.
Но физические издевательства были лишь цветочками. Его излюбленным оружием оказалась… психология. Охренеть, да?
Этот мудак изучал меня. Запоминал, на что я реагирую, что заставляет мое нутро сжиматься от боли. А потом бил точно в рану, туда, где сочилась кровь.
Отдельным ритуалом унижения стала еда, которую он приносил. Аларик ставил миску с серой, студенистой массой, пахнущей химией и грибами, на лоток, начинал задвигать внутрь, а потом, когда я уже протягивал руку, резко дергал на себя. Миска шлепалась на грязный пол, разлив по камням свое содержимое.
— Ой, — притворно вздыхал Аларик, прижимая к груди сложенные в замок руки, — Какой же я неаккуратный. Ну, не обессудь, Выродок. Жри с пола. Или сдохни с голоду. Выбор за тобой. Хотя какой выбор? Все вы, в конце концов, начинаете ползать и лизать. Проверено.
Не знаю, как я держался. На каких внутренних резервах. Гордость, человеческое достоинство, упрямство и нежелание окончательно оскотиниться не покидали мое сознание.
Я смотрел на жратву, разлитую по полу, и не двигался с места. Никогда не думал, что внутри меня сидит настолько стойкая, непробиваемая сволочь, которая предпочитает сдохнуть, вместо того, чтоб унизиться.
Аларика это бесило. Он хотел добить меня окончательно.
На третий день, когда погонщик снова «уронил» миску, желудок скрутило так, что в глазах потемнело, а слюна потекла ручьем при одном только виде этой отвратительной жижи, которая на полу конуры смотрелась как тошнотворная лужа.
Аларик пялился в глазок и хихикал — глухо, будто сумасшедший. Он ждал, что на этот раз я сломаюсь. Не дождался.
Я встал с «кровати», сделал два шага в сторону двери, собираясь плюнуть ублюдку в рожу, а потом просто рухнул как подкошенный. Голод сделал свое дело.
Но главным его развлечением был «Усмиритель». Та самая черная палка из дерева могильной яблони, с маленьким синим, пульсирующим кристаллом на конце, которую погонщик носил на поясе.
Когда я особенно его бесил — игнорировал попытки смешать меня с дерьмом, плевался или советовал ублюдку сожрать свой член, — Аларик не заходил в камеру. Он прикладывал кристалл «усмирителя» к двери. По черному металлу, стенам и полу начинали скакать синие, тонкие, как иглы, электрические искры.
Они не просто жгли. Они находили меня в любом углу, пробивали грубую ткань робы, впивались в кожу. Боль была острой, точечной, невыносимой — будто под ногти загоняли раскаленные спицы. Мышцы сводило судорогой, челюсти сжимались так, что крошились зубы. Несколько раз меня настолько колошматило, что я падал на холодный пол и начинал исполнять фееричный брейк-данс. Смотрелось это круто. Особенно пена, которая шла из моего рта.
Аларик не хотел меня убивать. Он ломал мою волю. После таких сеансов, длившихся иногда по десять-пятнадцать минут, я лежал на полу, скулил, как побитый щенок, и ненавидел. Ненавидел так сильно, что казалось — кровь вскипит и выжжет меня изнутри. Думаю, только на этой ненависти я вывозил всё творившееся со мной дерьмо.
Но самое хреновое — Лорд Риус исчез. Он будто забыл обо мне. В первые дни я радовался. Думал, ну может этот мудила решил, что Выродок не такое уж достойное внимания явление? А потом понял — ни черта подобного. Маг просто выдерживал паузу. Ждал, пока Аларик превратит меня в безвольное существо, готовое ко всему.
Спустя месяц, начались визиты в Лабораторию.
Дверь открывалась, входили двое стражей, одетых в темную броню, разрисованную мерцающими рунами. Молчаливые, как деревянные болванки. Ни взгляда, ни слова. Железная хватка — и меня тащили по бесконечным коридорам наверх, в самое сердце замка.
Путь всегда был один. Он вхреначился в мое сознание намертво. Из подземной темницы, по узкой винтовой лестнице, вырезанной в толще стены мы шли вверх, потом двигались по длинному арочному переходу, одна сторона которого представляла собой сплошную колоннаду. Отсюда был виден внутренний двор замка, где кипела своя, странная и чужая жизнь.
Я наблюдал за другими рабами. За мужчинами и женщинами в одинаковых серых робах с черным знаком на груди — стилизованное изображение сломанного посоха.
Они таскали тюки с грузами, чистили сложные механизмы, издававшие тихое гудение, мыли полы в залах, где стены украшали гобелены с движущимися изображениями.
Среди рабов были высокие, темнокожие люди — кочевники с которыми периодически бодались маги Изначального града. Вторая половина — горожане, с потухшими глазами. Те, кто попал в кабалу за долги или мелкие преступления против аристократии.
Все они были магами, но очень слабыми, «бесплодными», как их называл Аларик. В Изначальном Граде сила решала все. Магическая мощь определяла твое место в иерархии.
А иерархия была жесткой.
На самом верху — древние аристократические ублюдки, вроде Лорда Риуса или того же Роддика. Они составляли Большой Совет, решавший судьбы не только Изначального града, но и других цивилизаций. Как оказалось, тот придурок, физик Арманд был прав. Миров действительно много. И почти с каждым из них маги взаимодействовали.
Ниже —
