Деньги не пахнут 3 - Константин Владимирович Ежов

Рэймонд говорил размеренно, глядя куда-то мимо, будто обдумывал каждое слово:

– Скоро начнётся раунд частных инвестиций.

В голосе проскользнула тень тревоги: слишком уж легко именно на этой стадии можно вытащить наружу неприятные тайны. Но тревога эта была напрасна – впереди компанию ждали не разоблачения, а новые триумфы. Оценка в десять миллиардов долларов станет фактом, и мир поверит в сказку ещё крепче.

Как же так получилось, что никто не видел очевидного? Документы – жалкие, убогие, склеенные из отговорок. А инвесторы, люди с опытом и деньгами, верили. Одни ослепли от сияния громких имён, другие поддались на музыку громких контрактов и обещаний будущего. Но должен был существовать ещё один, самый главный фактор, который всё перевешивал. Его знали только настоящие пострадавшие – те, кто предпочёл молчать, когда обман стал явным.

Рэймонд, словно читая чужие мысли, позволил себе чуть заметную улыбку.

– Кстати, с вами хочет встретиться Прескотт.

Имя прозвучало внезапно, но весомо. Владелец семейного офиса, человек с сетью курортов во Флориде, клиент, чьё доверие ценно. Лично ещё не знаком, но через Нью-Йорк он будет проездом и уже выразил желание поговорить.

– Я рассказал ему о ваших успехах в "Генезис", – продолжил Рэймонд. – Он очень заинтересовался, хочет пообщаться напрямую.

В его голосе слышалось больше, чем простое приглашение. Это была сцена, подготовленная заранее: возможность увидеть и услышать настоящего потерпевшего, того, кто доверился Холмс. А вместе с этим – шанс разглядеть подлинные мотивы, скрытые за молчанием.

– Как насчёт воскресенья?

Вопрос повис в воздухе, отдаваясь лёгким гулом в груди. Мгновение – и ответ прозвучал твёрдо, с готовностью принять игру:

– Конечно. Обязательно найду время для этой встречи.

Глава 3

Воскресным утром, ровно в половине десятого, шаги вывели к Северной гавани – тихому уголку у воды, что всего в нескольких минутах ходьбы от суетливой Уолл-стрит. Там, среди стройного ряда яхт, белели корпуса, пахло солью, тиной и свежей краской, слышался лёгкий скрип фалов и тихий звон тросов о мачты.

Среди десятков пришвартованных красавиц сразу бросилось в глаза название, выведенное золотыми буквами: "Serenity". Изящный катамаран с широким корпусом и просторной палубой, словно созданный для долгих морских прогулок и ленивых посиделок с бокалом вина на закате.

В воспоминаниях пронеслась картина другой жизни – та же гладь воды, та же тяжёлая прохлада утреннего ветра и собственная яхта, которой больше уже нет. Или ещё нет, смотря с какой стороны посмотреть.

– Шон? – раздался сверху бодрый голос.

На палубе стоял мужчина лет пятидесяти с лишним, с густыми серебристыми волосами и кожей, изъеденной солнцем. В улыбке светилось настоящее радушие.

– Господин Прескотт?

– Верно. Поднимайтесь скорее!

Он окинул взглядом строгий костюм и рассмеялся так, что даже чайки, кружившие неподалёку, вспорхнули.

– Ну и нарядились же вы! В таком виде – словно на яхтенный бал собираетесь.

Формальные брюки и идеально выглаженный пиджак явно выбивались из общей картины: вокруг – расслабленные морские рубашки, шорты, лёгкие куртки. Смех Прескотта звучал заразительно, и ладонь его дружески хлопнула по спине.

– Бросьте, не берите в голову, – сказал он всё с той же лёгкостью.

Ситуация была обыграна мастерски: богач, открывающий двери в свой мир, и визитёр, попавший туда впервые. Всё выглядело естественным, почти театральным.

– Впечатляющая яхта, – прозвучало в ответ.

– Моя гордость, – с удовольствием кивнул хозяин. – Хотите экскурсию? Пойдём начнём с флайбриджа.

– С чего?

– Ха-ха, верхняя палуба. Мы её так называем.

На флайбридже город казался игрушечным: небоскрёбы, словно вырезанные из металла и стекла, отражали утреннее солнце, а лёгкий ветер приносил запах моря вперемешку с бензином от соседних катеров.

Прескотт с удовольствием объяснял простые вещи, словно школьник, впервые открывший учебник географии, и эта наигранная роль казалась ему по душе.

На корме матросы готовили судно к выходу: натягивали снасти, проверяли крепления, отдавали команды полушёпотом.

– Хотите взглянуть на штурвал? – предложил хозяин, напевая себе под нос и ведя к рубке.

Внутри пахло лаком и кожей. Рука сама потянулась к блестящим рычагам, хотя за спиной чувствовался прицеленный взгляд – ждал, когда будет задан "правильный" вопрос.

– А вы сами-то рулите?

– Вот наивный вопрос, – Прескотт весело хохотнул. – На старте главное держать руль нейтрально. С таким ветром тяги хватит за глаза.

Матрос за его спиной кивнул, словно подтверждая слова, хотя именно он наверняка провёл катамаран всю дорогу от Флориды.

– А теперь – спуститесь в каюту, отдохните. Скоро отчаливаем.

Каюта встретила мягким светом и запахом дерева, смешанным с тонким ароматом полированной кожи. Мягкий диван поддался под тяжестью тела, словно поглотив его. Интерьер напоминал дорогой курорт: изысканно, но не вычурно.

Снаружи гул моторов перешёл в лёгкое дрожание корпуса, и яхта, плавно оттолкнувшись от причала, начала медленно выходить в акваторию. Сквозь иллюминатор пробивался солнечный блеск на воде, переливавшейся серебром.

Город постепенно растворялся в утренней дымке, а прохладный морской ветер то мягко касался кожи, то хлестал солёной свежестью, оставляя на губах привкус йода и соли. Пиджак и строгий галстук казались чуждыми этому простору – ткань липла к телу, сковывала движения, лишала лёгкости. Когда-то владение собственной яхтой избавляло от подобных неудобств, но теперь приходилось мириться с тесным воротом и слишком тугими лацканами.

Дверь каюты скрипнула, и внутрь шагнул Прескотт, держа в руках пластиковый холодильничек – нелепая деталь на фоне кожаных диванов, хромированных деталей и мягкого света. В его жесте чувствовался странный контраст: желание показать богатство и одновременно выставить себя простым парнем "без заморочек".

– Пиво? – с лёгкой улыбкой предложил он.

Холодная банка приятно охладила ладонь, а первый глоток разрезал сухость во рту, оставив лёгкую горчинку и свежесть. Прескотт опустился рядом, расслабленно откинулся на спинку и принялся рассматривать собеседника так, будто пытался сравнить реальность с картинкой в голове.

– Не таким тебя представлял, – проговорил он, слегка прищурившись. – Гораздо моложе и приницательнее на вид.

В его словах сквозила тень стереотипа: ожидался хилый парень в очках, ссутулившийся, тихий – будто сошедший с афиши о "компьютерных гениях". Реальность явно ломала привычную схему.

– Ты точно Шон? – усмехнулся он.

В западных глазах образ "ботаника" из россии зачастую внушал доверие: ассоциации с математикой, кодом, наукой, шахматами. Слишком живой, слишком уверенный облик вызывал