Нашествие - В. Бирюк
***
В духе старинного эстонского анекдота:
- Русские полетели на Луну.
- Все?
Не русские, а половцы, не на Луну, а в Паннонию. А в остальном - похоже.
***
- Трёхходовка. Первый шаг: истребление верхушки половецкой и множества их воинов. Сделано в Переяславльском побоище. Ничего нового: так и Мономах делал. Второй шаг: объединение орд «под одной шапкой». Снова: такое и Шарукан пытался, и внук его Кончак. У них не получилось - Русь помешала. Нынче Алу Степь собирает, я ему помогаю. У него получается куда быстрее и лучше, чем в прежние разы.
- Дурак. Ты. Он их соберёт и поведёт на Русь. Мы-то и с одной ордой не всякий раз можем справиться. А с десятком… затопчут.
- Алу - не поведёт.
- Ой ли? Чегось-то ты, Ваня, доверчив стал. Аж до глупости.
- Я своим людям верю. А ты?
Ишь как его… закочевряжило.
- А я нет! Выучен! Больно и не единожды! Я и тебе не верю!
- Вот в этом, брат, меж нами различие.
Аж шипит от злости. Завидует. Что я могу себе позволить быть доверчивым лохом, хотя бы выглядеть, а он нет.
- Люди меняются! Тот мальчонка, который в твоём дому жил, станет ханом - переменится!
- Нет.
- Ну так прирежут! Или иначе как. А новый каган на Русь пойдёт!
- Степь собрать - не ноздрю высморкать. Не в один миг. По моим прикидкам, к весне Алу многих соберёт под свою руку. А мы поможем, чтобы побольше.
- Мы - кто?
- Я, деспот Крымский брат Всеволод, «сокрытый ябгу» торков Чарджи, царь алан Джадарон…
- А он-то с чего?
- А за компанию. У него, хоть и «мир вечный» с кыпчаками, но есть причины желать их исхода. Желание миру не помеха. Я ж его не воевать с половцами зову. Чисто поддержать советом, помочь, там, при случае, «волшебного пенделя» товарищеского дать по необходимости.
- Ты сказал «трёхходовка».
- Да. Когда Степь уже почти объединена, но ещё не окрепла, не вцепилась в Русь, третий шаг: исход, «обретение родины».
- Тоненько натягиваешь. Ежели рано - хрень, не получится. Ежели поздно - опять хрень. Кровавая.
- Ага. Точный момент времени. «Сегодня - рано, завтра - поздно. Значит - ночью».
- Это ж кто такое умное сказал?
- Мудрец один был, Лениным звали. У нас нынче такоже. Зимой рано. Все по зимовьям сидят, никого не сдвинешь. Летом - поздно. К июлю-августу степь выгорает, отары корма не найдут. Получается весна.
Боголюбский крутил головой, массируя больную шею. Вскакивал и, пробежав пару шагов то в одну, то в другую сторону, снова садился за стол с чашками. Ему не нравился мой план. Он, сам наполовину кыпчак, много раз водивший в бой нанятые и родственные половецкие отряды, бежавший от кыпчаков из Рязани в одном сапоге четверть века назад, куда лучше представлял людей в Степи, образ их мышления.
То, что я предлагал, либо «в лоб» противоречило его представлениям - «этого не может быть, потому что не может быть никогда», либо вызывало сильное сомнение.
Я рассказал Андрею свой план. Он знал, чем «дышит» Степь. Но Степь менялась. И его прежние знания, представления становились всё менее… актуальными. Если бы я рассказал ему мой план в самом начале - посмеялся бы, обругал и запретил.
***
«В самом начале»… «Начало» на той весенней лесной дороге на Черниговщине, прикрытой, будто колонными с обеих сторон, могучими лесными великанами, с радостными солнечными пятнами прыгающими по земле от лёгкого ветерка, по которой когда-то давно везли из Киева мелкого тощего наложника боярского, прискучившего господину своему. Везли топить в болотах бездонных. Да привезли под набег половецкий. В ужас, в ощущение полной беспомощности, когда вдруг свистнула стрела, когда выскочили на дорогу странные люди на резвых конях.
Выскочили - убивать.
Ужас, вогнавший в ступор, выключивший все эмоции, сузивший восприятие мира до пятна перед носом, до простейших действий:
- Вон мужик бабу насилует. Подойти и зарезать. Пока он занят.
Там я впервые собственноручно убил человека, парня-половца.
И «крокодил» в моей душе сказал:
- Так жить нельзя. Эту опасность - исключить.
«Обезьяна» ёрзала и подпрыгивала, пыталась забыть или отвлечься. А «крокодил» напоминал:
- Эта смерть, этот ужас никуда не делся. Думай.
И «обезьяна» думала. Неявно, не вытаскивая на «передний план». Перебирая варианты, прикидывая их развитие, оценивая свои возможности.
«Устранить угрозу степняков»… Даже Мономах так не думал.
Он с уважением относился к своей мачехе, половчанке, последней жене отца. У него самого последняя жена - половчанка. «Устранить» родню?
Есть половцы мирные и немирные. Мирным давать подарки, немирных бить.
«А дальше?».
Выбьешь ты всех немирных, мирные размножатся и станут немирными. Потому что голод, потому что своего хлеба у них нет.
Но я-то - попандопуло! Я же знаю! Степь станет Русью.
Здесь этого никто вообразить не может! Вообще. Нет цели, нет и дороги к ней, нет даже стремления к направлению в ту сторону.
Они не видят выхода, потому что знают: его нет. И тут Ванька-лысый. У которого каждый день - выходной. В смысле: поиск выхода в очередном лабиринте.
Вот так, от цели - «безопасность» - 12 лет назад начался поиск направления. По мере роста возможностей сформировался план «Волчьи челюсти». Он постепенно детализировался, насыщался реальностью.
И был заменён планом «обретение родины». «Ввиду вновь открывшихся обстоятельств».
Если бы Кончак не привёл такое множество ханов и подханков в одно место, к Перяславлю, если бы Боняк не истребил большую часть из них, если бы Алу не был готов принять власть в отцовской орде, потребовать себе власть кагана в Степи, то и этого плана не было бы. Но раз получилось, то мы идём дальше. Превращая идею из маниловских «вот было бы хорошо...», в жёсткий реал:
- Кончак?
- Умер.
- Гзак?
- Тоже.
- Кобяк?
- Покойник.
- Тоглий?
- Догнивает. А ты? Хочешь к ним?
Закручивая гайки, зажимая тиски, сдавливая коридор возможностей. Превращая степную волю вольную в жёсткую причинно-следственную цепь событий.
- Не хочешь к Алу? Тогда к Кончаку. Хан Тенгри примет всех.
***
- У тебя всё держится на одном человеке, на пареньке этом. Помню я его, в Киеве видел. Чего-то особенного… таких в Степи в каждом коше по десятку.
- Таких, кто со мной в логово
