Золотая лихорадка. Урал. 19 век - Ник Тарасов

— А когда воды-то больше станет, отец? — с надеждой спросил я. — Не весеннего же паводка нам ждать⁈

Елизар впервые за всё время нашего знакомства открыто улыбнулся одними глазами и кивнул в сторону вершин, скрытых ночной мглой. Я посмотрел, но кроме темноты ничего не увидел.

— И что там, Елизар?

— Ветер поменялся, не чуешь? С верховьев тянет. И звёзд там не видно. Тучи. В верховье реки дождь пойдёт вот-вот. Сильный. Я по запаху слышу. И к утру воды будет в два, а то и в три раза больше. Как раз хватит, чтобы помочь брёвнам устать.

Игнат тяжело вздохнул. Он понял, что я уже принял решение.

— Это авантюра, командир. Большой риск. Если нас застукают на плотине… Это не прииск с тремя охранниками. Это стратегический объект. Там может быть серьёзная охрана.

— Не застукают, — отрезал я. — Сейчас глубокая ночь. На том прииске, что мы разгромили, — паника. Рябов узнает о нападении не раньше утра. И все его силы будут брошены на погоню за нами, на поиски золота. Ему и в голову не придёт, что мы в этот момент будем рушить опоры его плотины. У нас есть окно. Несколько часов. Елизар, ты можешь довести нас до этой плотины так, как ты говорил — напрямую? Чтобы обойти все тропы и возможные дозоры?

— Могу, — просто ответил старик.

— Тогда идём. Игнат, ты с волками и золотом идете к лагерю. Дорогу помнишь?

Он кивнул.

— Хорошо. А мы сделаем Рябову ещё один сюрприз. Кремень — ты с нами.

Игнат хмыкнул, но в его глазах появился знакомый хищный огонёк.

— Ну раз так… Удачи тебе, командир. Будем ждать тебя.

Волки коротко кивнули. Мешки с золотом перекочевали на плечи тех, кто уходил. Игнат встал во главе отряда.

Нас осталось трое. Старовер повёл нас не по тропе, а напрямик. Шли молча, быстро. Усталость отступила, её место заняло напряжённое возбуждение. Шум реки нарастал.

Плотина появилась внезапно. Мы вышли на скалистый уступ, и передо мной открылась картина, от которой перехватило дыхание. Внизу, зажатая между двумя скалами, чернела старая плотина. Она была сложена из огромных, потемневших от времени брёвен. Вода бурлила, ударяясь о них, и этот глухой, мерный рокот наполнял ночной воздух.

— Вот она, — прошептал Елизар. — Рябов её три года назад чинил. Инженера даже из города выписывал. Без неё все его прииски вниз по течению — мертвы.

Я медленно изучал конструкцию. Мой мозг, привыкший к анализу технических систем, быстро вычленил слабые места. Всю нагрузку несли шесть центральных опор — толстенные стволы лиственницы. Если убрать их или хотя бы критически ослабить…

— Кремень, есть топор?

— Есть, — он похлопал по топору за поясом.

— Нам нужно аккуратно перерубить. Желательно тихо.

Мы натянули верёвку от берега до ближайшей центральной опоры. Я, взяв топор, первым полез в воду. Ледяная, горная вода обожгла тело, течение норовило сбить с ног. Добравшись до опоры, я обнял её, чувствуя под щекой шершавую, холодную кору.

Дерево было твёрдым, как камень. Топор кое-как вгрызался в бревно. Пот смешивался с ледяными брызгами.

— Меняемся, командир! — через десять минут крикнул Кремень. — Ты же посинел уже!

Я и не заметил, как начал замерзать. Руки онемели, зубы выбивали дробь. Я передал топор ему и выбрался на берег. Мы менялись, работая как проклятые, сцепив зубы, стараясь рубить как можно тише. Елизар сидел на берегу, грея у маленького, бездымного костра воду в котелке, чтобы мы могли отогреться.

К рассвету мы подрубили первую опору почти до середины, так, что не видно было с берега, но изнутри зияла белая рана, уходящая в самое сердце ствола.

— Не успеем вторую, командир, — Игнат показал на восток, где небо начинало сереть. — Светает. А вода уже прибывает.

Он был прав. Уровень воды незаметно поднялся.

— Тогда делаем по-другому, — я огляделся. — Вон та опора, справа. Видите, она уже подгнившая снизу? Рябов её новыми подпорками укрепил. Мы эти подпорки уберём. А саму опору подрубим несильно. Когда центральная рухнет, вся нагрузка пойдёт на неё. И она не выдержит.

Мы быстро выбили новые подпорки, а трухлявую опору подрубили по диагонали. Когда мы закончили, небо на востоке уже розовело.

— Всё, — сказал я, выбираясь на берег в последний раз. — Уходим. Быстро.

Мы свернули верёвку и затоптали следы. Елизар вывел нас обратно на скалистый уступ, откуда открывался вид на ущелье. Мы залегли, закутавшись во всё, что у нас было, и ждали.

Солнце вставало. Тайга просыпалась. Вершины были затянуты густыми черными тучами — там явно шел дождь. Вместе с рассветом начала прибывать вода. Я видел, как её уровень у плотины стал медленно подниматься. Напор на плотину возрастал. Вдруг я услышал низкий, протяжный гул. Будто стонал гигантский зверь. Это гудела плотина.

— Сейчас… — прошептал Кремень.

Сначала послышался треск. Сухой, резкий, как выстрел. Подрубленное бревно не выдержало. Потом то, где мы убрали подпорки. А за ним стали рушиться остальные один за другим.

И плотина рухнула.

Она не взорвалась. Она сложилась, как карточный домик. С оглушительным рёвом и треском вековые брёвна ломались, и стена воды, копившаяся всю ночь, хлынула в узкое ущелье. Это был водяной таран. Десятки, сотни тонн воды, несущиеся с бешеной скоростью, сметая всё на своём пути. Мы не видели прииска Рябова, но мы слышали его. Даже отсюда, за несколько вёрст, до нас донёсся отдалённый гул и треск.

Мы смотрели на дело рук своих, и на наших лицах было мрачное, суровое удовлетворение. Мы не просто ограбили его. Мы вырвали его жало.

— Теперь он взбесится, — тихо сказал Елизар.

— Пусть, — ответил я. — Может какое-то время не до нас будет. Пора домой.

Мы вернулись в лагерь к следующему дню. Усталые, грязные, но с чувством исполненного долга. Нас встретили как героев.

* * *

(флешбэк)

Копыта вороного коня выбивали бешеную, рваную дробь по раскисшей от недавних дождей дороге. Грязь летела из-под них комьями, пачкая дорогое сукно моего кафтана, но мне было плевать. Внутри меня всё клокотало, как в котле, готовом взорваться. Ярость, холодная, унизительная, жгла внутренности похуже дешёвой водки.

В город! Живо! Гонца от Аникеева я получил час назад. Загнанная лошадь, перепуганный до смерти мальчишка-посыльный… «Комиссия, Гаврила