Господин Тарановский - Дмитрий Шимохин

Встречали их внизу, в нашей скрытой лощине, как героев, вернувшихся с того света. Софрон, похудевший, с ввалившимися глазами, но довольный, едва не сбил меня с ног медвежьими объятиями.

— Дошли, Курила, — прохрипел он, и голос его сорвался. — Думал, сдохнем в буреломе, но дошли.

— Люди?

— Сорок бойцов с прииска. И груз… — он кивнул на тяжело дышащих мулов. — Все здесь. Ни одного ящика не бросили. Два мула сорвались, но мы груз с них успели срезать.

Когда караван подняли в город и ящики с маркировкой «Western Union Telegraph Co.» внесли в подвал ямэня, у меня дрожали руки. Я знал, что там. Но боялся поверить, что «посылка» добралась сюда из самого Сан-Франциско.

— Лом! — скомандовал я.

Под взглядами я с хрустом вогнал жало лома в щель. Дерево жалобно скрипнуло. Крышка отлетела в сторону.

Внутри, в плотных свертках промасленной бумаги, пахнущие заводской смазкой и далекой Америкой, лежали они.

Резким движением я разорвал бумагу.

Внутри оказался короткий, хищный карабин. Темный орех приклада, вороненая сталь ствола. Никаких шомполов, никаких капсюлей.

— Что это? — тихо спросил Левицкий, заглядывая мне через плечо. — Ствол короткий. Для кавалерии?

— Это, Володя, смерть, — ответил я.

Взяв карабин в руки, повертел его, приложил к плечу. Тяжелый, прикладистый. Нажал кнопку на затыльнике приклада и вытянул длинную латунную трубку-магазин.

— Смотрите.

Взяв горсть патронов — унитарных, в медных гильзах, — я начал загонять их в приклад один за другим. Раз. Два. Три… Семь. Вставил трубку обратно, защелкнул.

Вскинул карабин. Моя рука легла на массивную предохранительную скобу. Резкое движение вниз — затвор открылся. Движение вверх — патрон в стволе.

Клац-клац.

Этот сухой, металлический, безупречно четкий звук прозвучал в тишине подвала громче пушечного выстрела.

— Карабин Спенсера, — объявил я. — Семь зарядов. Перезарядка — секунда. Пока солдат Тэкклби будет забивать пулю в свой «Энфилд», мой боец отправит в него семь пуль.

Глаза Очира расширились. Он погладил приклад карабина, нежно, как женщину.

— Это что за магия, Белый Нойон?

— Это механика, брат. Триста стволов и патроны к ним.

Через три часа мы были в глубоком овраге за городом, который использовали как стрельбище. Все драгуны.

Когда им раздали оружие и показали, как заряжать, восторг был щенячьим.

— А ну, тихо! — рявкнул я. — Первая шеренга! Пли!

Грохнул залп.

— Перезаряжай! Пли!

Клац-клац. Бах!

— Пли!

Клац-клац. Бах!

Скорострельность, как я и надеялся, оказалась чудовищной. Мишени на той стороне оврага превратились в щепки.

Но когда эхо выстрелов стихло, мы увидели проблему.

Овраг утонул в молоке. Плотный, едкий, жирный дым от черного пороха висел сплошной стеной. Мы не видели мишеней. Мы не видели даже друг друга! Бойцы кашляли, протирая слезящиеся глаза.

Левицкий, стоявший рядом со мной, мрачно покачал головой.

— Мы ослепнем, Серж. После первого же такого залпа мы станем слепыми котятами. Враг нас перебьет, пока мы будем ждать, когда ветер разгонит эту кашу. В пешем строю такая скорострельность — палка о двух концах.

Восторг бойцов сменился растерянностью. Они держали в руках чудо-оружие, но оно только что ослепило их самих.

Глядя на белую пелену, я лихорадочно искал выход. Дым…. Дым — это враг. Но дым — это и укрытие!

— Не совсем так, Володя, — медленно произнес я. — Ты прав, стоять и стрелять нельзя. Значит, мы будем двигаться.

Воодушевленный пришедшей ко мне мыслью, я повернулся к командирам.

— Слушать приказ! Пешего боя не будет. Вы драгуны или кто? Наш союзник — скорость и ветер. Вот смотрите…

Подозвав всех ближе, я прутиком начертил на земле схему.

— Тактика «Огненная карусель». Делимся на взводы по десять всадников. Первый взвод налетает на галопе. Дистанция — пятьдесят шагов. Выпускаете весь магазин в упор! Семь выстрелов на скаку! Ну-ка угадайте, что при этом происходит?

— Мы уже видели, что — ответил за всех Сафар. — Много дыма.

— Правильно! Вы создадите облако дыма. Проходите сквозь него и уходите в сторону, на перезарядку. Дым скроет вас от ответного огня.

Командиры переглянулись. Такой взгляд на дело им явно пришелся по душе.

— И в этот момент, — продолжал я — с другого фланга выскакивает второй взвод! Враг еще кашляет, враг стреляет в дым, где вас уже нет, а ему в бок прилетает новая порция свинца!

Глаза Левицкого загорелись. Как кавалерист, он мгновенно оценил красоту замысла.

— Круг, — выдохнул он. — Непрерывный круг. Пока одни перезаряжают магазины, другие бьют. Враг просто не поймет, откуда прилетает смерть.

— Именно, — кивнул я. — Мы превратим этот дым в наш щит. По коням! Отрабатываем до заката!

К вечеру мои драгуны со Спенсерами уже не были просто стрелками. Они стали единым механизмом. Смертоносной машиной, которая накатывала, изрыгала свинец и растворялась в собственном дыму, чтобы через минуту ударить снова.

Стоя на краю горы, я видел уставших, перемазанных сажей, но злых и уверенных в себе бойцов. Ко мне подошел запыхавшийся Левицкий.

— Серж, еще новость. Вернулись казаки, которых ты отправлял искать эвенков.

— Отлично. Нашли?

— Да. Старый лис Кантегор в урочище «Каменная Падь», в десяти верстах к северу. Будут ждать тебя завтра.

— Ждут… — я хищно усмехнулся. — Значит, почуяли, куда ветер дует. Отлично.

Встреча состоялась в холодном, туманном рассвете.

Место выбрали открытое — каменистое плато у урочища «Три Столба», равноудаленное и от города, и от таежных схронов эвенков.

Мы приехали малой группой: я, Левицкий, Очир и пятеро «драгун» с новыми карабинами за спиной. Лишняя охрана была не нужна — лучшей защитой нам служила армия, маячившая за спиной.

Эвенки уже ждали. Их было человек тридцать. Впереди, на низкорослых оленях, сидели вожди — старый, сморщенный как печеное яблоко эркин Кантегор и молодой, дерзкий Чонкой. Охотники смотрели на нас настороженно, держа руки недалеко от ножей и старых кремневых ружей.

Мы спешились. Я шагнул вперед, оставляя своих людей за спиной.

— Зачем звал, Белый Нойон? — спросил старик Кантегор, щурясь от утреннего солнца. Голос его скрипел, как сухая сосна. — Мы видим, вы еще живы. Вы кусаетесь. Но их еще больше, чем вас. Зачем нам прыгать в ваш костер?

Чонкой, сидевший рядом, не скрывал презрения:

— Цинские сильны. У них пушки. Ваше дело проиграно. Ты хочешь искупить нашими жизнями свои ошибки?

Выслушав их без возражений, я тонко усмехнулся.

—