Патриот. Смута. Том 3 - Евгений Колдаев
Но до этого мысль свою озвучить решил, чтобы до клятвы ее мы обсудили.
— Еще один момент, раз Чершенские идти с нами согласны, то всеми обсудим. — посмотрел на всех, взглядом окинул. — То, где мы сейчас, собратья. Поместье это раньше атаману Жуку принадлежало, а сейчас оно, выходит, за кем?
Григорий, как подьячий Поместного приказа, поднялся, погладил свою козлиную бородку, проговорил задумчиво.
— На сколько книги помню, родня Жуковская где-то близ Москвы земли имела. Старому Жуку, что атаманом в Воронеже был, оно жаловано, или… Отцу его. — Он сделал короткую паузу. — А эта земля, выходит, потомкам самого Бориса Жука перейти должна. Но, вроде нет их.
— Получается, ничейное поместье. Так?
— Получает. Только, кому нужно оно? — Григорий хмыкнул. — Земли пахотной здесь нет, леса кругом.
— Мыслю я, здесь хорошо бы дозор поставить, в Поле смотрящий. Строения есть, острог целый. Отойти на лодках, коли сила большая придет, можно. На другой берег переправиться, можно и паром сделать и плот.
Люди воронежские закивали. А я продолжил.
— Грамоты выдавать жалованные не могу, не царь я. — Посмотрел на них всех, на реакцию. — Но, у нас Григорий, подьячий Поместного приказа. Думаю так, собратья.
Сделал паузу. Такое решение могло вызвать негодование, но нужно было его озвучить.
— Чершенские братья…
Глава 24
Предвидел, что начнется галдеж, недовольный гомон.
Руку поднял. Заметил, как Яков и Тренко насупились и на меня уставились. Вот-вот поднимуться, говорить недоброе начнут, отговаривать, убеждать. Да и казаки воронежские как-то напряглись, переглядывались. Себя они считали выше своих донских собратьев. Как никак при городе, а не где-то там, в Поле.
— Собратья! Дослушайте. Если Чершенские с нами идут, то где им раненных своих оставлять? На Дон опять? Дорога долгая, могут и помереть люди. А нет, так вылечатся, прибьются к какой банде. Нам оно зачем? — Обвел взглядом, вроде люди как-то малость поутихли, успокоились, слушали. — В город? А куда их приписывать? В полковые, или беломестные, или просто поселенцами? К кому? Непонятно. Свои воины из города уйдут, чужих оставлять при детях и женах. Не дело. — Сделал паузу. — Поэтому. Думаю, пока мы на север идем, здесь оставим этих людей. Григорий, временную грамоту какую или в книгу вписать, что на время похода земля передается казакам атамана Чершенского можно?
— Ну… Допустим, воевода. — Подьячий тоже был не рад такому повороту.
— Сами говорите, земля тут никчемная. А дозор нужен. Вот и казаки эти, и те, кто при них будет, станут для Воронежа дозором здесь. Припасов им от Жука останется. Не все мы поели же, пока здесь татар били. Река рядом, рыбу ловить можно. Казаки, люди опытные. Сотня, считая раненных, будет дозор вести на южном рубеже. Если враг подойдет, отступят, предупредят город. Чем плохо?
Я понимал, что устои нарушаю. Казаки отродясь земли не имели и селились на территориях, куда власть царская не дотягивалась. Но, для меня эти люди были примерно такими же — русской культуры и веры православной. А дозор нужен был, без него никак. Дженибек Герай войска уведет, но банды могут остаться. Кто с ними биться будет.
— Воевода. — Тренко взял слово, поднялся. — Земля людям служилым дается, чтобы себя снарядить и воевать. Казаки, донцы хоть и братья нам, но уклад у них иной. Испокон веку так.
— Понимаю. Но и время сейчас иное. — Стоял на своем. Девать казаков раненных было некуда, а оставить дозор нужно. — К тому же как я видел, поместье это стоит за засечной чертой, что по реке Песчанке построена. Думаю, что в Поле он уже. Мы не сажаем Чершенских на землю, навечно. Мы их щитом и дозоров оставляем. Что важно, очень. Ведь из Воронежа люди служилые на север пойдут. Также всегда было, что казаки, живущие на Дону, в Червленном яру, по Медведице и Хопру от татар щитом стоят. Первыми их видят и встречают.
— Собрат мой. — Яков кашлянул, обращаясь к Тренко. — Воевода дело говорит. Куда мы этих раненных? Да и потом. В дома ушедших собратьев, людей служилых их селить? В Воронеж. При всем моем уважении к братьям казакам. Недоброе это дело. А тут. Им и воля, и дело.
Остальные закивали, к слову сотника Якова прислушались. Скрепили сердце, договорились вроде как.
Иван и Василий переглянулись. Такой дар им понравился. Проговорил старший:
— Коли так решил, воевода, оставим здесь раненных своих и заслон. Как оправятся остальные, защиты больше будет. А пока, если решили все, идем. Посмотришь на молодцев наших. Обрадуются они, что браты под присмотром будут здесь. — Он на брата глянул. — Доброе это дело. Любо оно нам.
— Идем, атаман. Григорий, Яков, Тренко со мной.
Трое кивнули, поднялись, засобирались.
— Остальные, свободны. Только, собратья. Пантелея мне найдите, где он?
— Видал его. — Сказал Серафим. — Разыщем, пошлю людей. Я, с позволения твоего, раненными займусь. Помолюсь за них, чтобы бог помог раны их исцелить, полученные в защите веры православной.
— Славно. Дело важное. А Пантелея, ко мне.
Военный совет оказался завершенным. Все начали расходиться, а мы заторопились к донцам.
В сенях, на выходе я кивнул ждущему здесь Путяте Боброву:
— Жди, вернусь, поговорим. — Чуть задержался, выпуская всех вперед. — Отсюда никуда и Серафиму скажи, чтобы твоих сотоварищей двоих, тоже сюда явиться попросил. Ясно?
Сделаю. — Кинул нижегородец. Насторожился еще сильнее прежнего. Виделась в нем сильная нервозность. За жизнь свою опасался из-за сказанного.
Почему наедине не поговорил? Хотел на людей посмотреть, на реакцию их, видимо. А теперь, ходи, оглядывайся. Как бы ни пришли за ним ночью. Надо подстраховать будет и сейчас предостеречь, что я и сделал.
Вышел, присоединился к ожидающим во дворе острога.
Прошли сквозь ворота, охраняемые парой стрельцов. Начали спускаться.
Филарет семенил рядом. Позиция его людей, которую нужно убирать и грузить пушки на лодки, размещалась как раз по пути. Еще на противоположной
