Военный инженер товарища Сталина 3 - Анджей Б.
Что было дальше? Куда бросала судьба?
Милый наш Алексей, отважный и добрый товарищ! Как не хватало тебя, когда я впервые был брошен за линию фронта! Тебя, геройского парня, замучили в подвалах гестапо. Потом был Семен. Надежный и скромный товарищ, погибший под налетом немецких «бубновых тузов». Помнится, я тогда первый раз ехал в машине к штабу фронта. Затем был плен у немцев. Или нет?
Все перемешалось в голове. Снова нахлынуло чувство, будто из пустоты возникает далекий, едва различимый голос самописца:
Вектор перемещения определен. До точки отсчета два часа тринадцать минут сорок секунд…
Тридцать девять секунд…
Тридцать восемь…
Тридцать семь…
Мысли помчались сами собой с бешеной скоростью. Значит, все! Значит, таким будет способ моей переброски в реальное, родное мне время. Два часа. Пусть друзья еще поспят. Я успею попрощаться. А пока мне важно было вспомнить все детали моего пребывания здесь, в альтернативном для меня мире. Сразу всплыло в голове, как мы падаем с Павлом Даниловичем Граниным из подбитого самолета. Как скрываемся в снегу, закопав парашюты. Как попадаем в плен к эсэсовцам, и у них на глазах майор съедает секретные чертежи моих разработок. Потом нас вызволяет из плена мой милый друг Борька, которого я перед этим потерял на долгих полтора года. Эпизоды мелькают в голове один за другим. Меняются местами, путаются в своем хронологическом порядке. Вот мелькнула картинка, как мы с Борькой прячемся у союзников, пока Мехлис проверяет войска в поисках таинственного конструктора. Как Борька приглашает фон Брауна к нам в гостиницу на ужин. Дальше мы с Борькой не разлучались. Прошли огонь и медные трубы. Снова плен. Рейхсканцелярия. Встреча с Борманом. Побег из госпиталя. Подземка Берлина. Чудная девушка Катя, в которую мог бы влюбиться мой друг, если бы она не погибла. Что дальше? Штутгарт? Повстанцы? Картинки мешаются. В голове царит полный хаос. Откуда-то из подсознания всплывает голос Скорцени:
Я знаю, кто вы есть на самом деле, герр Александр…
И снова Берлин. Встреча с дорогими друзьями из КБ. Отправка на самолете в Москву. Возвращение самолета назад. Обморок. Палата. Знакомство с пилотом Мурманской эскадрильи. Взятие Рейхстага. Праздничный ужин. Салют. Фейерверк…
И вот я лежу, смотрю в потолок, слыша в сознании далекий механический голос:
До точки отсчета один час пятьдесят три минуты восемь секунд…
Семь секунд…
Шесть…
Пять…
Что ж… Пора будить остальных. Поднявшись, я тряхнул головой, отгоняя видения. Оказывается, Борька не спит. Наблюдает из-под одеяла за моим состоянием, готовый в любую секунду вскочить. Зная его азартный характер, я предположил, что он вообще не сомкнул глаз этой ночью. Хитрый голос бубнит под подушкой:
— Ну, ты! Веселый интересный! Как тебе мой орден? Показать ранение, из-за которого меня наградили?
— Тебе этот орден уже снится! — невольно смеюсь я во весь голос.
Просыпается Гранин. Из комнаты выходит старший лейтенант авиации. В глазах спросонья один только вопрос:
— Услышал голос автоматики?
— Услышал.
— Через сколько точка возврата?
— Через полтора часа.
Все опускают с горечью головы. Входит Илья Федорович — выбритый дочиста, моложавый, подтянутый. Тот же вопрос:
— Сколько?
— Полтора часа, товарищ член Военного Совета фронта!
— Ух ты ж черт… Быстро-то как!
Борька делает кислую мину. В столовую заходят члены КБ. С ними я провел в этом мире лучшие свои дни. Королёв, Ильюшин, Лавочкин, Яковлев. Последним входит генерал артиллерии Костиков. Поочередно пожимаю всем руки с грустной улыбкой. Илья Федорович по коду уже вызывает Москву. На связи Николай Сидорович Власик:
— От всей Советской страны огромная сердечная тебе благодарность, Александр! Верховный Главнокомандующий жалеет, что невозможно наградить тебя орденом. Товарищ Сталин передает пламенный привет. Сын Василий тоже.
Слышу, как Борька шепчет в углу:
— Пусть мне орден даст. Я сохраню.
Власик переходит с официального тона на отеческий:
— Счастливой дороги, Саша! Ты помог нашей Родине одержать великую победу, приблизив ее и сохранив сотни тысяч жизней. Передавай своему руководству, там, в твоем времени, наши глубокие чувства.
Я слушал, а на глаза наворачивались слезы. Многое было сказано. Руки пожаты. Объятия. Пожелания. Я оставлял после себя десятки проектов новейших разработок. Павлу Даниловичу еще долго предстоит их сортировка. Конструкторам и инженерам под руководством Ильи Федоровича предстоят годы и годы плодотворной работы, выводя страну на новый виток развития мирового масштаба.
Час переброски настал. Все слова сказаны. Прощание. Осталось последнее. Я повернулся к руководителю проекта «Красная Заря».
— Илья Федорович, вы позволите в последнюю минуту остаться нам с Борисом вдвоем?
— Не только позволю, а разрешу всем сердцем, — печально ответил мой всесильный защитник с первых дней пребывания здесь, в их собственном мире. — Прошу всех выйти!
И, смахнув слезу, помахав на прощанье, удалился следом за всеми. С Борькой мы остались одни. Настал миг прощанья.
— Ну, это… лишенец. Ты пиши, если что… — попытался он пошутить, а в глазах стояли слезы. Впервые я увидел своего неунывающего друга в таком состоянии глубокой печали. — При всем уважении так и не заехал тебе в харю за то, что бросаешь тут меня одного.
— Не одного, Боря, — смахнул я тоже слезу. — Теперь у тебя много друзей. И работа предстоит на долгие годы. С Павлом Даниловичем будете готовить новый проект. Впереди Хиросима с атомным взрывом, не забывай об этом. Потом будет Холодная война. Потом Королёв запустит первого человека в космос. Ты молодой. Попросись к нему в команду космонавтов. Возможно, в альтернативном витке истории, в открытый космос выйдешь и ты.
— А орден дадут?
— Дадут Героя. И ранения будет не надо.
— О! — в восторге поднял он палец. — Ва-аще чётко! Так и
