Военный инженер товарища Сталина 2 - Анджей Б.

Повернулся ко мне:
— А? Как тебе, встреча? Кошка дорогу перебежала! Плохая примета. Говорю же, автоматом бы её…
— Сидеть тут, — обернулся Герхард. — Ждать. Мой быстро.
— Мороженого купить не забудь! — осклабился Борька улыбкой.
— Тихо! — Прислушался я. Герхард исчез под вагонами соседних составов. — Слышишь?
Вокзал за поездами кипел своей жизнью. Раздавались гудки тепловозов. Свист машинистов. Шипение выпускаемого пара. Стук прицепов. Скрип колесных колодок.
Прошло полчаса, прежде чем вернулся Герхард.
— Вот, — протянул каравай хлеба с кольцом колбасы. В другой руке чайник. — Знакомый носильщик угостить.
В приступе голода накинулись на еду. Всю ночь и весь вчерашний день мы не ели. Катя разделила на всех поровну.
— А чай-то немецкий сортиром попахивает, — глотая из носика, не забыл подтрунить Борька. Кружек не было, приходилось пить по-походному.
— Рассказывай, — с набитым ртом обратился я к немцу.
— Вокзал еще в руках нацист. Все разбегаться. Составы идти на запад. Офицер, их фрау, дети, даже собак — все бежать. Много поклажа, картины, сервизы.
— Драпает фашист, спуская штаны! — хохотнул Борька. — Ща бы мне автомат, я бы им пальнул в жопу.
— Что дальше? — отмахнулся я от помощника, уплетающего в обе щеки. Герхард прищурился:
— Мой не знать. Нихт…
— Что? — я подался вперед. — Есть опасность?
Честный немец замялся. Бросил взгляд в раскрытую щель двери. Внутри, на соломе, среди ящиков с какими-то тряпками, мы были не видны. Но мог пройти караул.
— Мой видеть знакомый лицо. Но…
— Да говори ты уже, германия, а то ща врежу! — взвился Борька. — Кого встретил? Гитлера?
Подпольщик не оценил шутку. Впрочем, я тоже.
— Не знать, как объяснить, — стал раздумывать Герхард. — Но мой знать это лицо по рассказам друзья. Друзей, — поправился он. — Понимать меня?
— Понимать. Но если будешь тянуть кота за хвост, дам в зубы, — нахмурился бравый советский солдат.
— Что есть кота за хво…
— Точно ща врежу! — сунул кулак Борька.
— Прекрати! — осадил я. — Видишь, он подбирает слова?
Герхард провел рукой по лицу. Провел от уха до подбородка.
— Я не знать, как это по-руссо сказать.
Показал пальцем линию.
— Зашитый рана.
— Шрам? — догадался я. — Шов от уха до подбородка?
— О, я-я… — оживился немец. — Так есть. Шрам!
— И чего? — не унимался младший помощник.
Катя напряглась. Широко раскрыла глаза, замерев с чайником. Рука немного дрожала. Где-то за вагонами гавкнул пес. Раздался свисток паровоза.
— Этот, я-я… шрам. Нам рассказывать старый подпольщик. Этот, м-мм… шрам. Его носит оберштурмбаннфюрер Скорцени. Я-я… теперь я вспомнить. Нацист-диверсант.
— И чего? Ну, подумаешь, фриц какой-то…
— Тихо! — шикнул я. — Не какой-то, в том-то и дело.
— Что за кактус?
— Не помнишь, балбес?
— А чего я должен помнить? Маму помню. Колхоз помню. Лёшку помню. Как вытаскивал тебя из рук немцев, помню. Я еще тогда был партизаном. Рану на своей заднице помню. А этого шрама не помню. Нет.
— Этот «шрам» — есть ни кто иной, как личный друг фюрера, идиот! Этот, как ты говоришь, «шрам», украл из-под носа союзников итальянского дуче Муссолини. И этот Скорцени — если Герхард правильно его опознал — уж точно не просто так прогуливался по перрону.
— Фашисты тикают, и он вместе с ними, — пожал плечами Борис. — Подумаешь, диверсант, мать его…
— Ты по-прежнему не помнишь? — стал выходить из себя я. — Не помнишь, как на нашем совещании в конструкторском бюро Павел Данилович Гранин привел данные советской разведки? Напомнить?
— Валяй. Только короче. А то мне в сортир надо.
Я задохнулся от возмущения. Впрочем, Борька есть Борька. Отважный боец, хоть и балбес, каких свет не видал.
— Майор Гранин, надеюсь, хоть нашего друга ты помнишь? — сорвалось у меня с губ ехидство, — на совещании Ильи Федоровича докладывал. Так, мол, и так: немецкое командование поручило обер-диверсанту Скорцени, отыскать на русском фронте секретного советского инженера-конструктора, внедряющего в войска технологии будущего . Теперь вспомнил, колхозник?
Борька на миг призадумался, перестав жевать колбасу.
— И именно этот Скорцени, — продолжил я, остывая, — обязался отыскать меня за линией их фронта. — Теперь соображаешь, курилка?
— Не-а…
— Вот черт! Да пойми ты! Мы попали в ловушку в том лесу, когда ехали к нашему штабу в машине, как раз по указанию этого «шрама», как ты его называешь. Мнимого русского капитана спецназа помнишь? Шумана в деревне помнишь? Полковника вермахта помнишь, когда нас везли на машине к самолету? Потом Берлин, Борман, Гиммлер и рейхсканцелярия? Все это он — его рук дело — работа Скорцени!
— Ну, ты, веселый интересный. И чё? Ну, шрам. Ну, диверсант. Говорю же — тикает вместе со всеми. Фюрер же уже тиканул в Антарктиду.
Герхард, слушавший нашу перепалку, при упоминании ледяного континента, вскинул вверх брови.
— Гитлер… простите майн вопрос… Фюрер, м-мм… есть в Антарктида?
— Потом объясню, — отмахнулся Борис.
Катя переводила раскрытые глаза с ее ухажера на меня, совершенно сбитая с толку.
— И этот Скорцени продолжает охоту за нами! За мной и тобой! — подвел я итог разъяснения другу. — Понимаешь, курилка? Он не просто так оказался здесь, на вокзале города Штутгарта. Если ему поручил Гиммлер, искать нас после побега, то что?
— Что…
— То, не найдя наших следов в Берлине, когда мы скрывались в подземке, он каким-то образом, уж не знаю, каким — пошел по нашим следам. Опередил нас, оказавшись здесь, в Штутгарте, на день раньше нас.
— Это как? Мы же только позавчера были в Берлине. Сутки ехали этим составом, — обвел рукой вагон мой собеседник. — Как он мог нас опередить? Мы же поездом ехали.
— А он самолетом!
— Не понял…
— Я не знаю, какими путями он вычислил наш маршрут. Может, тот чиновник сказал, что встретился нам на перроне Берлина, когда мы бежали, искали сюда, в Штутгарт, товарный состав. Может, нас кто-то увидел — черт