Военный инженер товарища Сталина 2 - Анджей Б.

— Ты вернешься за мной, я знаю, — раскрыл глаза Игорь. Перед зрачками плясали солнечные зайчики. Отчаянно хотелось пить. Он глянул туда, где только что окутался сиянием саркофаг. Теперь было пусто.

Почувствовал холод. Так точно — он в осени.

— Вернешься, я знаю. Вот только когда?

Теперь стоило оглядеться. Куда он попал? Куда зашвырнула его червоточина, в какой век, в какой год? Степан Сергеевич из того Института двадцать первого века говорил, что барокамера может выплевывать капсулу в хаотичном порядке.

— Без всякой хронологии веков и столетий, — напутствовал он, провожая старшего лейтенанта внутрь саркофага. — Куда угодно. Не обязательно в том порядке, как шла эволюция истории.

И правда. Вчера она могла, к примеру, швырнуть его в триасовый период, а сегодня, скажем — в век правления Ивана Грозного. Вчера к мамонтам, сегодня к Александру Македонскому. Вчера в дни французской Коммуны, а сегодня…

Стоп!

А сегодня — куда?

Игорь окинул взглядом местность, куда его швырнул портал барокамеры. Прежде всего, бросилось в глаза наступившая темнота. Здесь была ночь.

Тишина. И… пустырь.

Он стоял посреди заброшенного пустыря. Далеко-далеко едва светились огоньки. Рукотворные.

«Уже хорошо, — мелькнуло в мозгу. — Я среди цивилизации. Если горят огни — значит, я не в палеозое. — И рассмеялся неудавшейся шутке. — Попить бы где… Пойти на те огоньки? Там кров, там вода, там люди, в конце концов…»

И вдруг замер.

Переброски в различные эпохи планеты научили его осторожности. Прежде всего, узнать в первые две-три минуты, куда он попал. Какой сейчас год. Осмотреться. Почувствовать время. А потом уже действовать сообразно обстоятельствам.

Поэтому замер.

Послышался шорох. Потом, в темноте, звук далекого голоса. Он приближался. Кругом расстилался пустырь На горизонте, сливаясь с чернотой ночи — отблески недоступных огней. И… голоса. Отступив в темноту оврага, Игорь принялся ждать. Затаился. Пошарил в карманах. Коробок спичек, фонарь, блокнот, табакерка из золота, подаренная императрицей. Часы на руке поглотил вакуум барокамеры, как, впрочем, и все остальное. Когда-то у него была зажигалка. Потом был подарок от сына Сталина — Василия. От Власика Николая Сидоровича тоже был сувенир. И была фотография его жены с дочкой. Все растворилось в червоточине времени. Почему сохранились только эти предметы? Отчего так выборочно? Какими критериями руководствовался портал червоточины, оставляя у него табакерку, блокнот и фонарик? А черт его знает. Сейчас не до этого.

Сейчас — голоса. Сразу узнать — кто такие. Из какого периода эпохи. Русские? А может, древние греки? Или, черт побери, легионеры Юлия Цезаря?

Затих. Затаился.

Двигались несколько силуэтов. Игорь уже различал их фигуры. Остановились поодаль. Стала слышна русская речь.

«Фу-ух… — пронеслось в голове. — Похоже, что русские. Уже хорошо. Теперь год — нужно выяснить год! Постоим, затаившись. Послушаем».

— Необходимо запастись винтовками на случай, если нас обнаружат, — донёсся из темноты голос, привыкший командовать.

Трое незнакомых людей жались у сырого дерева, по которому с тихим журчанием струилась вода. Холод пробирал их шинели до самых костей, но разводить огонь они не решались. Игорь и сам промез, но его хоть спасала толстая подкладка комбинезона. Подарок Степана Сергеевича из Института технических разработок двадцать первого века.

Дальше старлей услышал много чего. Разговор незнакомцев пошел в таком русле:

Недавно была облава и шестерых товарищей захватили жандармы, не успев догнать троих беглецов. Листовки уже были расклеены, когда внезапно нагрянули кадеты военной академии, перестреляв половину подпольщиков. Теперь трое уцелевших революционеров прятались на пустыре, дрожа от холода, не разводя огонь.

— Где ты их возьмёшь, эти винтовки? — спросил в темноте дрожащий от озноба голос. — Наших товарищей всех расстреляли, остальных отправили в городскую управу.

— Не важно, где, — ответил первый силуэт, очевидно командир группы. — Захватим арсенал в жандармерии.

— Втроём? Ты с ума сошёл! Нас же сразу припрут к стенке, как и остальных. Лучше переждать до рассвета, потом двинуться дворами на запасную явку. Там и поразмыслим, куда нам теперь податься.

— Так не пойдёт! — отмахнулся в темноте первый в шинели. — Приказ Троцкого назначен на завтра. Весь Петроград уже в оружии, одни мы тут в этой дыре бездействуем.

— Ну, так, где Петроград, а где мы…

— И что? Приказ ясен. Всем быть готовым к завтрашней ночи. Сейчас темно. Пленных повезли в острог, и в жандармерии осталось человека четыре. Нас трое. Неужто не сдюжим?

Подышав на озябшие руки, они еще несколько минут составляли план атаки на арсенал, затем, покинув пустырь, растворились в темноте. Лётчика советской авиации они не заметили.

А Игорь из разговора теперь узнал всё. Шла первая декада ноября месяца по новому календарю альтернативной истории человечества.

Он попал в Революцию. В дни Великого Октября — как писали учебники его времени. Еще там — до войны.

Пилот сорок третьего года вдруг пошатнулся. На тело навалилась какая-то тяжесть. Спотыкаясь, добрался до дерева, где только что стояли большевики. Схватился за ветку. И… упал.

Непонятный приступ слабости обрушился буквально ниоткуда. Подкосил ноги. Заставил повалиться на мокрую землю. Покидая тело, сознание метнулось куда-то вверх — к зениту небесной канцелярии. Как стоял, так и рухнул, подкошенный неведомой силой. РАЗ! — и пустота. Вакуум. Ноль пространства. Душа воспарила, осязая с высоты все то, что начало происходить уже без участия самого лейтенанта. Мозг как бы включил систему видеосъемки. Игорь стал видеть то, что происходило не здесь. Не с ним. Тело так и осталось лежать у мокрого дерева.

Ночь. Пустырь. Тишина. Холод.

А где-то далеко….

* * *

В Петрограде всё было подготовлено к военному перевороту.

Михаил Иванович Калинин, председатель ВЦИК с 1919 года,