Военный инженер товарища Сталина 2 - Анджей Б.

— И что?

— И теперь нас выслеживает. Либо нас с тобой, либо четверых беглецов из Берлина, — кивнул я на Катю. — Одна из которых русская девушка.

Перевел дух.

— Теперь понял, боец?

Борька весь подобрался.

— Так точно! Нихрена не понял. Хочу автомат.

Потом к Герхарду:

— Извини. Был сердитым.

Немец все еще не опускал брови. Новость о том, что Гитлер в южных широтах Антарктики, очевидно, выбила его из колеи. Борька бросил на меня вопросительный взгляд: можно ли поведать честному немцу ту тайну, которой мы обладали? Что я из будущего , что ищет меня вся верхушка нацистов, и что, собственно, я — именно я — являюсь источником всех злоключений, свалившихся на них за последнее время? Можно такое поведать обоим?

Я незаметно покачал головой. Не время сейчас. Нужно было как можно быстрее узнать — точно ли Герхард видел Скорцени? Или просто спутал с кем-то другим?

— Он был в форме? — задал я вопрос.

— Найн. В гражданский одежда.

— Откуда тогда такая уверенность?

— Подполье располагать всей данный любого близкого к Гитлер. Обширный картотека. Огромный архив. Там есть описаний высший эшелон власти: Борман, Канарис, Гиммлер, Дениц…

— Можешь не продолжать. Верхушку режима мы знаем. Но, Скорцени ведь не из высшего эшелона.

— Я-я… не из высший. Это, м-мм… как по-руссо? У нас есть картотек и на средний звено нацистский режим. Айсман, Мюллер, Кальтенбруннер. Эйхман, Шелленберг, Вольф, Риббентроп. На почти всех генерал вермахт. На абвер, гестапо, жандарм крипо…

— Сто раз уже слышал «крипо», — вставил Борька. — Чё за хрень на постном масле?

— Криминальная полиция Германии, — пояснил я, отмахнувшись. — Та, вместе с которой гестапо скоро выйдет на нас.

— Чихать я хотел на гестапо. Дайте мне автомат, ёптыть их в жопу!

Катерина зарделась румянцем.

— И вот, этот Скорцени тоже у нас в картотек, — закончил немецкий подпольщик. — Мой узнать его по шрам на лице.

— Можно подумать, один шрам на всю Германию, — фыркнул Борька. Выглянул в щель вагонной двери.

— У нас в картотек есть фотографий.

Я поднял брови не хуже самого удивленного немца, когда тот услышал о Гитлере.

— Есть снимки высшей власти нацистов?

— Я-я… И высший и средний звено.

Мне пришлось крепко задуматься. Что выходило, что вырисовывалось на данный момент? Если подпольщик не обознался, то Скорцени вынюхивал нас по перронам вокзала. А пути сообщения Штутгарта, не считая аэродромов, еще в руках нацистов. Значит, что?

— Значит, нам нельзя на вокзал, — сделал я вывод. — Но нам с Борисом нужно как можно скорее связаться с русским фронтом. Там Илья Федорович. Там он сможет связаться с Власиком. С запиской нам не удалось войти с ними в контакт. Одна надежда, добраться до передатчика. Он где?

— В генеральном штабе повстанцев, — подала голос Катя. — Это я знаю.

— А где он, этот ваш генеральный штаб?

— Туда есть дорога, — с сомнением задумался Герхард. Глянул на Катю. Кивнул по-отечески. Погладил плечо. Девушка благодарно кивнула. Немец едва не пустил слезу. — Мой вас доставить туда. Вы попасть на свой сторона.

— А ты?

— Остаться в Германия. Готовить сдачу союзный войска.

Решение было принято. На перрон нам нельзя. Пока Скорцени и, возможно, его люди прочесывают платформы среди потока пассажиров, у нас есть возможность убраться отсюда.

— Прошу, козочка моя, — подал руку Борька.

Катерина спрыгнула с подножки в его объятия.

Покидая подъездные стрелки, я, разумеется, совершенно не имел представления, что оберштурмбанфюрер оказался здесь, в Штутгарте, не по своей воле. И уж тем более не из-за нас с Борькой. Мы прибыли из Берлина, а ему необходимо было туда. Вот и все. Просто как дважды два.

А еще я не знал, что вскоре наши пути с ним все же пересекутся.

И вот, как это произойдет…

* * *

Был полдень. Мороз крепчал. Календарь показывал 6-е января. Сорок пятый год постепенно входил в свои права. Нам срочно необходим был передатчик. Илья Федорович, майор Гранин, конструкторы Королёв, Яковлев, Ильюшин и, собственно, сам Николай Сидорович Власик в Москве — все ждали нашего выхода на контакт.

Герхард повел нас окружными путями, минуя пакгаузы, товарные составы, стоящие в тупиках. Кругом раздавались шипения пара, стуки колодок, движения и толчки вагонов. Пассажирский терминал мы оставили позади. Впереди была разъездная стрелка. По ней катила дрезина. Мы как раз выбрались из-под днища вагона, под которым перелезали на другую сторону, когда вдруг Герхард шикнул:

— Стоп!

Замерли. Борька высунул физиономию из-за подножки вагона. Впереди, на дрезине, управляя качающимся рулем, подъезжали четыре эсэсовца в форме. Двое качали как насосом руль, двое следили за путями сообщения.

— Хальт! — вскинул один из них автомат, увидев четверых незнакомцев, пытающихся пересечь стрелку.

Я на миг потерял чувство времени. Дальше все закрутилось как в том страшном сне. Я как бы и участвовал в данных событиях, и как бы смотрел на них со стороны. Было сравнение, что передо мной понеслись кадры ускоренной киносъемки. Еще толком не поняв, я услышал крик Борьки:

— А вот хрен вам в жопу! Автомат мне, паскуды!

И, оттолкнув Катерину себе за спину, рывком ринулся к дрезине. Все заняло две секунды. Ра-два! — и советский боец уже вцепился в горло ближайшего автоматчика.

— Саня-я! Вали к черту второго!

На автопилоте, почти машинально, я метнулся следом за другом. Уже не раз он выручал меня из лап смерти: поэтому, размышлять ли сейчас? БАЦ! — секунда, и я хватаю руками второго. Герхард, резко оценив обстановку, рьяным броском навалился на третьего. Две секунды, и автомат первого нациста у Борьки в руках. БА-АААМММ! — стрельнула короткая очередь. Последний эсэсовец только поднимал свой шмайсер, когда Борькина очередь снесла его половину черепа. Вместе с каской. Герхард со всего маху врезал кулаком под дых второму. Я обрушил камень на голову третьему. Где подобрал, когда — черт его знает. Катя ахнуть еще не успела, а двое нацистов уже лежали без признаков жизни. Два оставшихся корчились в судорогах. Оглушенный мной третий, что-то